Не-эт, дядя. Ты давай мне дурь предлагай. Наркоты хочу! Маргиналка я или… погулять вышла?

– Мо́же, до музеум, до театру?

Совсем, что ли, дурак?

– Я вечернее платье свое… постирала. С носками… выходными. Не могу сегодня.

Поляк опять сдержанно захрюкал, деликатно прикрывая рот накрахмаленным платочком. Аристократ, туды ж его в качель!

– Втеды гдже е́штчэ?[3]

– Слышь, дядя! – начал я помалу раздражаться бестолковостью клиента. – А ты по-русски можешь спикать? Что ты мне все «пше» да «гдже»… Не понятно же ни хрена! Ты в России живешь или… интуристом здесь?

И подозрительно прищурился, глядя на золотую дужку очков.

– Я просто спро́сил, куда здесь еще можно схо́дить. Зачем вы сердитесь, милая пани? И я… живу здесь. Давно. Как и вы.

– А откуда ты знаешь, сколько я здесь живу? – усмехнулся я. – Где это написано? На сиськах у меня? Там, куда ты пялишься постоянно?

– Нет. Я вижу там только буквы, – снова хрюкнул поляк. – «КаТэ». Наверное… от «Каракачанка». Которая в «Третьем» колене.

– Ошибаешься, – злобно буркнул я. – Эти буквы от других слов.

– Да знаю я, что от других, – скучным голосом произнес дядька. – Знаю даже, от каких именно!

Я застыл.

Оно? Трафарет?!

– И… у тебя правая грудь провисла, Семен Семеныч! И пищать по-женски ты перестал уже минут как десять. Редкие девочки разговаривают юношеским ломающимся баритоном. Хорош разведчик! Ты что, вообще меня не узнал? А, Старик?

У меня непроизвольно отвалилась челюсть.

А ведь… узнал.

Да это же…

– Веня?

Веня!

Мой старый боевой товарищ, с которым не виделся я уже, почитай, лет десять. С того самого времени, когда по не зависящим от меня причинам перестал оказывать шефскую безвозмездную помощь межведомственной оперативной группе городского отдела Комитета государственной безопасности. Да-да, был и такой грешок в моей биографии.

И наворотили же мы тогда дел!

А с Веней мы даже в боевой операции участвовали один раз. Там его еще слегка подрезали, если мне память не изменяет. А меня чуть не придушили, как кутенка.

Короче, почти родственные души!

– А ты все там же впахиваешь? – спросил я, подзабыв слегка, что у оперативников такие вещи не спрашивают.

Мы сидели на квартире у Аниськина и пытались непринужденно общаться.

«Пытались» – потому что мужики, словно матерые хищники, неприязненно принюхивались друг к другу и ходили кругами, а я тщетно пробовал слепить между ними мосты взаимопонимания.

– Где я только не впахиваю, Старик! – с нейтральной улыбочкой ответил Веня, что означало: «Не твое дело, сынок». – И там не впахиваю, и там…

– Понимаю. А как жена твоя поживает, Варя?

– Нет Вари. Убили.

У меня чуть не вырвалось: «Как? Что случилось?», но вовремя сработали предохранители старинных рефлексов – о таком тоже не спрашивают. Захочет – расскажет сам.

– Прими соболезнования.

– Спасибо. Принимается.

– Красиво вы с ней работали. Парой. Как часики.

– Да. Такого напарника мне уже не сыскать. И жены тоже…

– Наверное. Впрочем… какие твои годы? Выглядишь огурцом!

– А ты, Старичок, не очень… Хватку-то подрастерял, хоть и вымахал выше меня. Нагулял уже жирок гражданский?

Аниськин уставился на нас с легким недоумением.

Типа, а когда этот шелкопер уже послужить успел? То, что я, на секундочку, из будущего и за плечами целая жизнь – в памяти у него совершенно не задерживается. Потому что… фантастика! Не фиксируется такая расплывчатая субстанция в жестких сегментах ментовского здравомыслящего мозга.

– Твоя правда, Веня. Долго уже живу без нервов и скачек с препятствиями. Вот только пару недель назад решили с… товарищем милиционером стариной тряхнуть – мир от злодеев подчистить.

– Да я уж понял.

Веня благодушно поулыбался, щурясь на свет кухонной лампочки. Это он так отдыхает.

– Поможешь с информацией? – не выдержал Аниськин дипломатических расшаркиваний. – Ты ж не случайно в сквере появился? Так же?

– Не случайно. И… отчего же и не помочь хорошим людям? Только, сдается мне, вы поболе меня уже знаете. Сверим карты?

Сверили.

Веня оказался прав.

И самое интересное заключалось в том, что он, как и мы, вел расследование наркомановских копошений в городе в частном порядке! Имеется в виду – за спиной у собственного начальства, на свой страх и риск. И конечной целью его изысканий тоже был Трафарет, как и у нас.

Хоть Веня так ничего и не рассказал про гибель жены, но у меня сложилось стойкое подозрение в том, что несанкционированная деятельность штатного оперативника КГБ каким-то образом все же как-то связана со смертью Вари. Тем или иным способом. И не исключено, что трагедии обоих мужчин, которые сейчас мучительно искали точку соприкосновения в силу своей профессиональной подозрительности, могут быть очень сильно похожи одна на другую.

– Не хочу вас расстраивать, коллеги, но ваш план… дерьмо.

– Конечно! – ревниво вспылил Аниськин. – Хорошие планы только у чекистов.

– Не только, – спокойно парировал Веня. – Патологоанатомы еще четко по плану работают. Слаженно. А еще операторы по откачке выгребных ям. Забойщики скота. Кошколовы. Куда нам до них? А какие четкие планы у испытателей презервативов! Аж зависть порой берет…

– Эй! Горячие финские парни, – одернул я спорщиков. – Хорош ведомствами меряться! Не при исполнении оба.

– И то верно, девочка-каракачанка, – тут же согласился покладистый Веня. – Я просто имел в виду, что ваша авантюра выглядит уж больно дилетантской. Для дураков. А того, кто под носом у милиции и КГБ лепит подпольную организацию, дураком считать очень недальновидно!

– Я тебе говорил? – окрысился я на Аниськина.

– А исполнение операции… вообще нет слов! Тебя кто так разрисовал, бедолага?

Я продолжал выразительно смотреть на Аниськина, злобно поджав губы.

– Все равно! Дело нужно довести до конца, – набычился тот. – Момент истины: контрольный час с одиннадцати до полуночи. Посмотрим, как трафаретчики среагируют на твое появление, студент. А оно, поверь мне, было ярким. Тебя просто не могли не заметить, спасибо Костику!

– А! Слыхал про него, – усмехнулся Веня. – Это же ваш портретист? Милицейский.