к своей груди, а в самых отдаленных южных широтах Австралия и Антарктида никак не могли расстаться.

Из-за самого высокого уровня моря со времен каменноугольного периода у континентов мела радикально отличались береговые линии. Самая северная часть Африки, Ближний Восток и почти вся Европа оказались под водой. Северная Америка была разрезана пополам, с севера на юг, Западным внутренним морем. Временами оно соединялось с Гудзоном и Лабрадором, разделяя континент на три части. В Южной Америке большая часть северо-запада тоже стала морской, а воды залили Венесуэлу, Колумбию, Эквадор и Перу.

Самых знаменитых горных хребтов пока не было. Альпы только зарождались из богатых остатков моря Тетис. Они складывались и поднимались по мере сближения Африки и Европы. Вдоль восточного края Тихого океана Скалистые горы на севере и Анды на юге были всего лишь вздутиями, оставшимися от прошлых орогенезов [112].

Земля снова поднималась. В меловом периоде тектонические плиты вдоль восточного Тихоокеанского побережья начали погружаться одна под другую, вызывая подъем земной коры, процесс, который продолжается и по сей день. Теперь Анды – самая длинная горная цепь в мире, протяженность которой составляет около 7000 километров. Скалистые горы поистерлись ледниковыми периодами, но в своем зените они могли превзойти головокружительные высоты сегодняшнего Тибетского нагорья. Гималаев, ставших теперь эталоном всего горного, не было даже в планах. Они – геологические младенцы, появившиеся только за последние 50 миллионов лет, но уже достигшие непомерных высот.

Все эти горы чрезвычайно важны в формировании нашего климата. Они изменяют воздушные потоки, скрадывают дождь и управляют погодой. Они также удерживают воду в виде ледяного покрова, как и Южный полюс. Хотя считается, что в меловом периоде в Антарктиде наблюдалось некоторое оледенение, на протяжении большей части этого периода, длившегося 80 миллионов лет, на Земле было мало снега и льда. Это привело к повышению уровня мирового океана, превратив нашу планету в огромный бассейн. Океанские течения могли почти беспрепятственно огибать экватор с востока на запад.

Эти географические изменения в совокупности привели к повышению температуры планеты. Земля вышла из более холодного периода в конце юрского периода и постоянно нагревалась, пока даже Антарктида не позеленела. При незначительной разнице в температуре от экватора до полюсов подъем океана замедлился, а некоторые участки моря застоялись. Самые глубокие океаны были на целых 20° по Цельсию теплее, чем сегодня, что оставило залежи бескислородных сланцев в летописи горных пород.

Несмотря на это, в многочисленных морских средах обитания, образовавшихся в результате повышения уровня моря, произошла революция, аналогичная той, что шла наверху. С начала мезозоя в океанах многое изменилось. В первые дни морское разнообразие ограничивалось оседлым образом жизни на морском дне. Существа преуспели в создании экзоскелетов, панцирей и в прятках. Но с наступлением триасового периода эти организмы были истреблены новыми видами морских хищников. Зубы-дробилки раковин, специально приспособленные для измельчения твердых тел, вывели своих владельцев в топ пищевой цепочки. Те животные, которые не смогли приспособиться к новой угрозе, вымерли. Выжили только более подвижные или хорошо прячущиеся.

На другом конце пищевой цепочки появились и процветали культовые морские рептилии – не динозавры, а отдельный вид, который полностью вернулся к подводному образу жизни. Ихтиозавры, плезиозавры, плиозавриды и мозазавры – все они населяли океаны мезозоя. Они были первыми четвероногими, достигшими такого уровня адаптации к воде, что позже повторилось в родословной млекопитающих в виде китов и дельфинов.

В меловой период Монголия находилась выше уровня моря. И засушливой ее назвать никак нельзя. Что резко контрастирует с сегодняшним положением дел.

Степи Чингисхана, заключенные в тиски между Сибирью и китайской провинцией Внутренняя Монголия, воплощают собой западное представление о суровой «удаленности». Монголия, как и Тимбукту, в английской речи часто синонимична «глухомани», несмотря на то что оба этих места были центрами великих древних империй. Сегодня Монголия на последнем месте по плотности населения среди стран мира, насчитывая всего три миллиона жителей, треть из которых представлена кочевыми или полукочевыми скотоводами.

Большая часть страны представляет собой высокогорные пастбища, варьирующиеся от засушливых южных районов до высоких гор на северной и западной границах с Россией. Летом температура достигает 40° по Цельсию, в то время как зимой сибирский мороз бьет по щекам своими –30°. Зимы настолько суровы, что у монголов есть пять разных слов для обозначения массового мора скота [113].

Хотя мы называем Гоби пустыней, слово «гоби» имеет очень специфическое значение. В отличие от песчаной пустыни, гоби – это пастбища, которые настолько сухи, что, хотя они могут прокормить верблюдов, сурков они уже не прокормят [114]. Другими словами, это хрупкая среда с редкой растительностью и низким содержанием воды. Пустынные земли к югу от монгольской Гоби находятся в тени Гималаев. Эти горы жадно впитывают южные дожди и иссушают землю к северу, от Тибета и пустынь Такла-Макан и Гоби до самого чрева Монголии.

Но Монголия не всегда была такой. Ее земля попала в плен геологических обстоятельств, доведенных до крайности. Камни и окаменелости, найденные в Гоби, похожи на фотографии с эффектом сепии на каминной полке пожилого родственника. На них мы видим пышную и жизнерадостную Монголию в ее лучших нарядах, душа компании. Ее ландшафт сочетал в себе все, что мог предложить меловой период. Найденные там окаменелости сформировали наше понимание эволюции млекопитающих, знание о происхождении современных зверей и карьеры тех, кто их изучал.

Келан-Яворовская приехала одна в Улан-Батор знойным июньским днем 1964 года. Вскоре она поняла, почему Монголию часто называют Страной вечного синего неба с более чем 250 безоблачными днями в году. После недели работы с учеными из Монгольской академии наук и Университета Улан-Батора польский палеонтолог отправилась на юг с двумя спутниками в небольшом автомобиле.

Местный сотрудник академии, господин Дагва, сидел на заднем сиденье. Он говорил по-польски, поскольку провел год на родине Келан-Яворовской. На водительском сиденье сидел Баточир, еще один монгол, который говорил и по-русски. Дагва и Баточир распевали монгольские народные песни, пока троица мчалась по едва заметным следам, оставленным предыдущими автомобилями в степи.

Карта почти что толкинистского толка, сопровождающая рассказ Келан-Яворовской об этой и последующих экспедициях, описывает долгое путешествие на жаркий юго-запад страны. В течение двух дней они ехали мимо табунов лошадей и верблюдов, прибыв в город Даланзадгад, расположенный в 550 километрах от Улан-Батора. Затем последовало еще несколько дней езды на запад, в долину Нэмэгэт, где ее передовая группа уже вовсю работала. Постепенно зеленые луга закончились, и они въехали в пустыню. Когда дороги исчезли, они ехали вдоль пересохших русел рек.

Келан-Яворовская