Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Может, сегодня поднимемся? – спросил юнец как раз напротив моей засады, а его жалкий тон пробудил во мне ярость. Захотелось выйти и набить морду, но Кира все сделала за меня, словесно.
– Дома с «Дунькой Кулаковой» побалуешься, и хватит за мной таскаться! Мне за таких, блин, кавалеров перед людьми стыдно!
Волосатик сгорбился, побрел как побитый пес. Остановился на краю тропы, докуривая, проводил Киру взглядом. Если бы простоял еще десяток секунд, мои планы накрылись бы, но сегодня удача была со мной – «бычок» полетел на землю, парень скрылся за гаражами, а девушка чуть замешкалась у подъезда, рылась в сумке. Тоже искала сигареты, оказывается. Нашла и двинулась в мою сторону – не хотела дымить на виду у всего двора. Тут я ее и окликнул. Робко, в духе «блин, кавалера». Другая бы испугалась, но только не Кира – это была ее территория, да и гонору за два года прибавилось.
– Ты?! – спросила почти брезгливо. – И какого тебе тут надо, стручок опавший?
– Тихо, тихо, не кричи. Я извиниться пришел, и вот… за тот раз, короче…
Показал ей газетный сверток – маленький, как раз с пачку денег. Отшагнул за гараж, поманил пальцем:
– Давай не на виду, и так стыдно.
Глупейший аргумент, но Кире хватило. Пошла за мной как телка на привязи, а увидев нож, совершенно не испугалась.
– Ты чего это?! Руками не получилось, так железку взял, чтоб страшнее? Я таких пугателей…
Клинок вошел в ее тело одним ударом – чуть скрипнул о ребра, отдал руке упругое сопротивление плоти, пробился. Кира охнула, глаза расширились – почти как тогда, но уже навечно.
– Это кайф, что ты стерва такая, – шепнул я, укладывая ее наземь. – И мне полегче, и ты по-быст-рому, да?
Выдернул нож из сердца, ударил несколько раз в живот, резанул по рукам, по лицу – так убивают психопаты или отвергнутые любовники. Нашел у тропы окурок «блин, кавалера», бросил рядом с телом. Для верности. Не ошибся ни в одном движении – сине-зеленые глаза из гаражной тьмы глядели одобрительно, а людей во дворе сегодня не было. Даже подростков с гитарами и собачников, от которых вечно не протолкнуться. Даже бабушек у подъездов. Травоядное стадо почуяло хищника и попряталось – такова его участь!
* * *
Убивать надо незнакомых – этот вывод родился во сне и остался со мною при пробуждении. Эля сегодня в мою комнату не пришла, ревновала к долгому отсутствию, следов на одежде почти не осталось, а отдельные пятна с болоньевой куртки смыл легко. Сон был наполнен багряными красками, соленым вкусом и медным запахом, но блевать уже не хотелось. Привыкать начал. Никаких угрызений совести – эта сука точно заслуживала смерти, а вот другую, совсем постороннюю, я мог и пожалеть. Хорошо, что она язык распустила!
Тем не менее – убивать надо незнакомых. Без эмоций, расчетливо, не оставляя следов ни на одежде, ни в людской памяти. Тех, кого никогда и никто не сможет со мной связать. Кайфа от смерти я не ловлю, извращенцем себя не чувствую – просто работа, как у забойщика. Как у хозяйки, рубящей голову курице.
Не знаю, связали ли преступление с волосатиком, но меня в этой смерти не обвинил никто. В принципе, мало народу помнило о моем существовании – обычный «винтик», рядовой человек громадной страны, в которой таких запчастей не пересчитать. Меня это только радовало – после армейского коллективизма я ощутил себя, наконец, невидимкой.
– Мне это на фиг не надо, – прошептал той ночью сине-зеленым глазам. – Это надо тебе! Что взамен?
Большая черная тень в углу не ответила, как и прежде, зато сон принес уверенность и ясность.
– Мне нужны деньги, – сказал я Эле наутро вместо объяснений. – Рублей пятьсот или тысячу, потом отдам. У тебя точно есть.
– Может, и есть, – поджала она губы. – И на кого ты, Андрюшенька, тратить собрался?
– На дело. Если не дашь, найду, у кого занять, но меня потом не увидишь. Спи со своим Саввушкой!
Сейчас ей хотелось меня убить и жесткого секса – одновременно. Она вздохнула, маленькая грудь колыхнулась под атласным халатом, глаза превратились в щелки.
– Ты всегда был подонком, да?! Притворялся, косил под паиньку, а сам…
Ее взгляд метнулся мне за спину, щеки покрылись мгновенным румянцем, и я уже понял, кто там.
– Слишком тихо заходишь, дядя Савва, – сказал, не оборачиваясь. – Не учили тебя, что подслушивать вредно? Можешь услышать лишнее.
Он действительно застыл на пороге комнаты – большой и сутулый увалень с обвисшими усами. В тапочках. Чистоту и порядок Эля всегда обожала – Савва даже сейчас не рискнул пройти обутым.
– Ты лицом-то не дергай, я ухожу.
– Что ж ты делаешь? – спросил он потерянно, без гнева даже. – Ты ж мне как сын… был.
– Благодарю, не надо такого бати! А уж эта мне в мамки всяко не годится.
Эля догнала за дверью, сунула пачку купюр, хищные коготки ухватили мою ладонь:
– Только вздумай надолго пропасть!
– И че тогда? Загрызешь?
Пропадать я, конечно, не собирался, прописка в то время сама по себе дорогого стоила. Как и возможность стать однажды наследником этой парочки. Родного отца я не знал вообще – судя по Элиным намекам, ублюдок сбежал еще до того, как я начал толкаться в мамином животе, не осталось ни фотографий, ни даже фамилии. Только имя, ставшее мне отчеством – если не выдуманное. Ждать от мира подарков такому, как я, не стоило точно, а потому я решил не терять ни одной песчинки.
Для начала устроился на работу. В тот самый мединститут. Простым электриком – образования не имел, но в армейке научился всякому, плюс прекрасные характеристики от командира части. Плюс – удача, которой было теперь в избытке. Все делал четко и правильно, будто кто-то меня подталкивал нужной дорогой, не давая оступиться. Работал без нареканий, приходил, если надо, по выходным, умел удачно пошутить и легко «отбрить» словами любителей кататься на чужой шее. Вдобавок начал активно посещать комсомольские собрания и там не отмалчивался. Говорунов в институте хватало и без меня, но большинство относились к интеллигенции, от студентов до профессоров – человек рабочей профессии пришелся как раз в тему. Быстро заметили, начали узнавать. С преподавателями общался вежливо, но уже по-свойски, а намеки насчет поступления они принимали как должное.
Наступил новый год, а за ним весна. В далекой Москве умер генсек Черненко, пошли гулять анекдоты про «абонемент на похороны». Очередной глава страны казался неприлично молодым даже с моих соплячьих позиций, говорил и двигался быстро, но мне до всех этих перемен дела не было.
Я думал об