В этом коротком фрагменте, на мой взгляд, отражается комплекс новых идей, связанных с современным пониманием личности и ее новых потребностей. Так, моя собеседница говорит о перспективе материнства в контексте «осознанного выбора», как стратегии планирования, подразумевающей не только материальную готовность заботиться о детях, но и новую ответственность за предварительное проведение определенной «внутренней работы» по «усовершенствованию» собственной личности. В этой логике, даже будущая мать наделяется новыми обязательствами. Индивидуальный, «осознанный» выбор жизненных стратегий является здесь центральным приоритетом. При этом выбор жизненной траектории осуществляется из новой онтологической позиции — от имени самого индивида и ее/его уникальных интересов и потребностей.

Ульрих Бек и Элизабет Бек-Герншейм, однако, объясняют, что ставший популярным в контексте индивидуализации императив «просто будь собой» не столько разворачивает субъекта к внутренним нуждам, сколько создает новое беспокойство, поскольку «бытие собой» не подразумевает некой устойчивой данности. В ситуации, когда каждый аспект жизни становится предметом выбора, личность не является завершенной инстанцией. Теперь «находить» и «утверждать» себя нужно ежедневно, инвестируя в самоисследование и самосовершенствование[334].

Воспитанное в условиях советской идеологии, определяющей последовательность каждого этапа жизни, мое поколение сегодня оказывается перед необходимостью самостоятельно решать, как жить, калькулируя постоянно возрастающие риски, о которых я скажу чуть позже. Вероятно, эти новые обстоятельства и объясняют высокую популярность рынка консультирования, в рамках которого мои сверстницы «ищут себя» на околопсихологических курсах и тренингах. В этом контексте становится понятно, что сама потребность «услышать собственное репродуктивное желание», ставшая одним из основных побуждений к написанию этой книги, является продуктом процессов индивидуализации. При этом возникшая в результате системных трансформаций идеология «индивидуального выбора» свидетельствует не только о появлении альтернативных возможностей, но и увеличивает индивидуальную ответственность за последствия принятых решений, сталкивая личность с новыми вызовами.

Карьеры, которые нас выбирают

Исследуя превращения идей, связанных с материнством в рамках независимого проекта, я не обладала необходимым инструментарием для проведения строгих научных изысканий. Однако, не претендуя на репрезентативность, моя работа, тем не менее, может предложить некоторые, как мне кажется, интересные находки, которые могут стать поводом для дальнейших рефлексий. В частности, я обнаружила некоторую взаимосвязь между определенным сегментом рынка труда и типом репродуктивного поведения части занятых в нем женщин. Я начала собирать женские нарративы в 2005 году, работая над магистерской диссертацией, посвященной новейшим изменениям брачного поведения в Беларуси. Окончив магистратуру, я продолжила сбор интервью для моих последующих проектов. В основном я опрашивала женщин из моего социального окружения. К этому времени я входила в несколько профессиональных сообществ, объединяющих журналисток, исследовательниц и специалисток помогающих профессий из постсоветских стран.

В 2015 году тридцать моих информанток, проживающих в крупных городах Беларуси и России, находясь в возрасте между 29 и 44 годами, не имели детей. Помимо тех сверстниц, которых я специально опрашивала для моего исследования, среди моих коллег и знакомых по социальным сетям я обнаружила еще двадцать шесть не имеющих детей женщин соответствующей возрастной группы. Я говорю здесь только о тех современницах, о чьем семейном контексте мне известно из первых рук. Среди тех, с кем я разговаривала на тему репродуктивного выбора, только одна из моих собеседниц сообщила о том, что осознанно и добровольно выбирает бездетный стиль жизни. Поскольку в рамках эпилога меня, большей частью, интересовали структурные причины изменения устойчивого репродуктивного поведения в отдельных социальных группах, я не ставила перед собой задачи — выяснить, является ли откладывание имплицитным отказом от материнства и как часто принятые решения меняются. Дальше я буду выносить за скобки различия между выбором в пользу добровольной бездетности, переносом деторождения на более поздний срок и стратегией откладывания принятия решения, фокусируясь лишь на феномене выбора как последствии социальных трансформаций.

Во время работы над книгой три из моих информанток и одна знакомая, у которой я не брала интервью, родили своих первых детей в возрасте после сорока. Одна из этих матерей не состоит в браке, остальные три замужем. Насколько мне известно, двадцать шесть из пятидесяти шести женщин выше обозначенной группы (то есть почти половина) состояли в браке или гомо/гетеропартнерстве в момент написания этого раздела.

Таким образом, можно предположить, что отсутствие постоянного/й партнера/ши является важным, но не решающим фактором отодвигания материнства или отказа от родительства в моей референтной выборке. Разумеется, каждая из героинь моего исследования проживает свой неповторимый опыт в уникальном семейном контексте. Однако все известные мне случаи объединяют некоторые общие процессы, схожим образом влияющие на выбор жизненных траекторий. Во многих моих интервью слабый энтузиазм в отношении традиционного сценария женской судьбы в ранние 20 объяснялся экономической турбулентностью переходного периода. Приведу один из типичных ответов на мою просьбу рассказать о том, что информантке помнится из того времени, когда ей было 20 с небольшим.

О. 39, доцент вуза: