– Чжан Баолу, тебе не нравится твоя работа? – спросил Син Вэй, поглаживая брюшко над ремнем.

– Конечно, нравится, директор Син, – опешив, ответил Павел.

– Может, она слишком тяжела для тебя?

– Нет, директор Син, – заверил его Павел, – как раз наоборот.

Павлу захотелось выйти, так пристально Син Вэй изучал его.

– Но ты пришел просить меня о других заданиях. Значит, то, что я поручаю тебе, мои решения тебя все-таки не устраивают?

Вот же хитрый черт, подумал Павел.

– Нет, ваши решения меня устраивают, вы прекрасный руководитель.

– Тогда чего же ты пришел? – торжествующе воскликнул Син Вэй, и Павлу пришлось ретироваться ни с чем.

С Маршенкуловым было куда проще договориться. Тот хотя бы поддерживал инициативность работников, когда та не мешала его собственным планам. Здесь же думать следовало начальству, а остальным лишь исполнять. И самое удивительное, что всех это устраивало. Сотрудники действовали по одним и тем же алгоритмам, никуда особо не стремились и принимать решения не хотели. Похоже, будь у них возможность не работать и получать зарплату, все бы радостно на это согласились.

Непросто было признавать, но очень не хватало Игоря: покорять новые вершины и соревноваться в пекинском офисе было не с кем. Павел даже начал забывать то ощущение полета, предвкушение собранного пазла, решения, которого до него никто не мог найти. Забывать, как это – выкладываться по полной на работе, существовать на пределе возможностей и получать в итоге нечто совершенно новое. Он поискал в интернете кофейню Игоря, но сайт не работал. Страниц в соцсетях он тоже не нашел – ни Игоря, ни Сони. И российских новостных ресурсов не обнаружил: великий китайский поисковик, встроенный в чип и планшет, работал отменно.

Павел пытался отыскать замену – писал приложения, слушал лекции, смотрел VR-фильмы, кормил рыб, бегал по утрам через парк и дальше, по лабиринту улиц, где вдоль заборов набились автомобили и мопеды, но всё это казалось бесполезным суррогатом. Один раз помог соседке закрасить иероглифы «НЕТ СЛЕЖКЕ» на стене в подъезде, «пока никто не видел», так она сказала. «Не то подумают чего». Мучаясь, как в наркотической ломке, он сократил сроки сдачи работ вдвое, но Ли Гоцзюнь посоветовал не выделяться, чтобы план не задрали всему отделу. «Поверь, тебе же лучше будет». И Павел чувствовал себя так, будто он, здоровый мужик со здоровыми ногами, вынужден ползти, как все вокруг него. Он мог встать и преодолеть два шага за секунду, но вместо этого елозил на животе, тратя себя на шаблонные задачи. Он ехал в Пекин покорять новые вершины – а по факту снова угодил в школу, в которой заняться было абсолютно нечем. Оказался в западне.

Тогда Павел взломал свой чип.

Взлом занял чуть меньше ночи. Закончив, он озирался, ждал, что к нему придут и депортируют обратно в Россию или же сунут в местную тюрьму. Затем Павел сообразил, что никто так и не понял, что́ он сделал. Или же всем было плевать.

Он осмелел вконец. Перепрошил свой чип, отключив рекламу и прочие входящие сигналы навсегда, оставив только навигатор и уведомления из банка. Исходящие он тоже ограничил, не желая, чтобы кто-либо отслеживал историю его действий в сети и планшете. Теперь для стороннего наблюдателя всё выглядело так, будто сеть была нужна Павлу исключительно для просмотра сериалов и страничек девушек в соцсетях.

Затем он обратил внимание на базу данных. База «Диюя» с данными носителей чипов и отчетами об их здоровье считалась неприступной, но не для Павла, мучимого скукой. Извне в облако забраться было невозможно, однако оставалась лазейка – через собственный чип с логинами «Диюй».

Сначала Павел ввел в поиске первый иероглиф имени отца, но остановился.

Куда исчез отец и почему? Где он умер, и, если его тело так и лежит где-то в России, могли ли эти данные оказаться в базе? Вряд ли. Девяносто девять процентов из ста, что Павел ничего не обнаружит. И оставался тот единственный процент, вероятность, что отец бросил их с матерью и вернулся в Китай.

Столько лет эти вопросы мучили Павла – а теперь, когда между ним и возможными ответами стояла пара команд, несколько символов кода, он испугался. Вдруг правда окажется хуже неизвестности? Вдруг повторится та история с Красновым, и мир, с таким трудом склеенный из осколков, опять развалится на части? И Шваль шептала: что, если отец и правда жив, что, если ты ему никогда и не был нужен? Ты точно хочешь это знать? Придуманный тобой мирок не так уж плох.

Сейчас не так уж плохо всё, Павлуша.

Поколебавшись, Павел стер написанное и вместо отца поискал коллег, начав с Син Вэя. Как оказалось, тот окончил инженерно-механический факультет, потом учился в США, по возвращении в Пекин прошел переподготовку в партшколе и сразу стал начальником. Покопав еще немного, Павел обнаружил, что отец Син Вэя, Син Гаоли, когда-то работал вместе с заместителем председателя совета директоров «Диюй» и дружит с ним до сих пор.

На этом Павел понял, что большое повышение ему не светит. Он давно заметил, что среди топ-менеджеров в главном офисе «Диюя» не было иностранцев или полукровок. Путь к вершинам бизнеса здесь был таков: вырасти в обеспеченной, насквозь китайской семье со связями, отучиться на Западе и привезти знания в Китай.

Один раз Син Вэй решил выказать благосклонность и незадолго до Чуньцзе пригласил Павла в караоке. Там главы отделов быстро напились, откуда-то возникли проститутки, кто-то кого-то хлестал по багровым от алкоголя и духоты щекам. Всё это совсем не походило на культурные посиделки в московских караоке-ресторанах, скорее, напоминало тусовки старшеклассников во дворах за деревенской школой. Для полноты картины не хватало блатных русских песен, и Павел под шумок слинял. Фальшивый хохот девиц – тройного сопровождения[26] с четвертым размером груди – и пьяные слюни его не привлекали.

Фальшивыми оказались не только хохот и должность. Фальшивыми были лица офисных менеджеров – ни одного натурального, сплошь черты актеров дешевых корейских дорам с тонкими носами-клювиками и прооперированными глазами. Обеспеченные люди заводили детей только с помощью ЭКО, и их генетически идеальные дети казались слегка ненастоящими. Фальшивыми были бренды на развалах, платежки левых компаний в электронном ящике, новости в очках. На юге даже провели конкурс фальшивых генсеков Линов. С ними под руку ходили фальшивые Енисеевы – загримированные китайцы в цыплячье-желтых париках, больше похожие на куклу экс-президента Трампа с «Алиэкспресс».

Фальшивыми были видео, которыми полнились Weibo и Youku. Люди улучшали социальный рейтинг, как могли: помогали бомжам и старушкам, снимали в подробностях, как показывают туристам дорогу и сажают деревья в парке, кто-то произносил на камеру речи во славу компартии и прославлял силу Китая в Tiexue[27]. Один парень каждый месяц ходил на Тяньаньмэнь, выкладывал фото в соцсети и подписывал их примерно так: «Праздник! Я плачу от счастья». Лайкать эти видео и фото тоже поощрялось, и сердечек под ними скапливалось даже больше, чем под младенцами, котами и попсовыми певцами. Павел один раз тоже лайкнул, но почувствовал себя идиотом и больше не стал.