С последнего фото смотрел старик с бородой и сонными потухшими глазами. Вне всяких сомнений, это был отец, – но одновременно уже не он, а что-то другое, лишенное жизни. Хитиновая оболочка, какая остается от мертвого жука. Вспомнился сад под Коломной, как в детстве Павел выреза́л на морщинистой коре иероглифами «Чжунго[31]» и «баба». Он так старался, словно это могло волшебным образом вернуть отца. Будто нацарапанные иероглифы вспыхнут изнутри, как угли, как руны на сказочном кольце, замшелый ствол расколется – и папа выйдет из него, смахивая с пиджака древесную труху. Но дуб молча сносил ковыряние ножиком, и никто не появлялся, ни тогда, ни через много лет.

Теперь понятно, почему.

Как папа угодил в тюрьму? Почему его обвинили в терроризме? Тот умный и увлеченный человек, которого Павел помнил, никогда бы не связался с кучкой радикалов и террористов. Скорее всего, его арестовали по ошибке. Информации об этом не было, да и самого дела Павел тоже не смог найти, как ни старался. Оно пропало без следа, как пропали заметки о розыске Краснова.

Но что, если отец действительно был связан с «Контранет»? Взять хотя бы его книгу, «Путь», – что это? Зачем Соня ею интересовалась? Совершенно посторонние люди вроде Елжана знали об отце больше, чем сам Павел. Может, его воспитал похожий на Краснова оборотень: для одних – тихий учитель, а для других – преступник, член запрещенной организации. Кто еще? Возможно, хакер? Агент ЦРУ? Вор в законе или наркодилер? Артист Императорского Пекинского цирка?

Краснов тоже вел двойную жизнь, и Павел никак не мог избавиться от этой параллели.

Павел нашел и Чжу Пэна, без особого интереса размышляя, что там Елжан имел в виду. Может, Чжу Пэн тоже на самом деле арестован? Или журналистам наврали, и его спустили с лестницы, и умер он от перелома шеи. Или жена травила потихоньку, узнав, что он завел любовницу в США. Или же это передозировка кокаином, или писатель любил себя душить во время мастурбации. Заигрался человек и помер в ванной на полу с женским шарфиком на шее. Всё это казалось полной ерундой в сравнении со смертью в камере с заточкой в животе.

Он быстро отыскал нужные данные. Ничего необычного, никаких сбоев в организме Чжу Пэна не наблюдалось – ну да, небольшая тахикардия, да, давление периодически скакало, аппендицит когда-то вырезали, но не больше. Чжу Пэн был здоров, как бык, и умер от инсульта. Бывает.

Странным было другое: сигнал об инсульте был, но организм Чжу Пэна о нем не сообщал. Чип получил команду, чью – неясно. Кто-то воспользовался чуть измененной фичей, созданной Павлом полгода назад.

Павел перепроверил данные. Нет, ему не показалось после бессонной ночи. Хорошо, решил он, глубоко вздохнув, если это не ошибка в архиве и не единичный сбой, то существуют и другие. Верно?

Подсказанные Елжаном Ли Даи и Ху Цзишэнь оказались блогерами, писали что-то о политике, защищали «Контранет», потом пропали из поля зрения на год. В базе они числились умершими своей смертью, хотя ничего не предвещало.

Ничего подозрительного, если не считать входящих сигналов на чип.

Павел копал всё глубже, и десятки похожих смертей стали бросаться в глаза, как золото в речном песке. Мог ли чип вызвать сбои в работе организма? Теоретически да, если заложить эту функцию в устройство при производстве. Но Павел не видел ничего похожего в материалах, которые ему присылали. Могло ли это быть случайностью? Заводским браком?

– Эй, Чжан!

Вздрогнув, Павел выключил арки. Стёкла очков прояснились, открыв взгляду улыбающегося Ли Гоцзюня.

– Иду мимо, смотрю, Чжан всё работает. Пошли с нами на обед.

Павел отругал себя за беспечность. А если бы мимо прошел Син Вэй и решил проверить, чем тут Чжан Баолу занимается?

– Не могу, – сказал он. – Сегодня без обеда, работы много навалилось.

Ли Гоцзюнь нахмурился.

– Что-то случилось? Плохо выглядишь.

– Устал просто, – Павел постарался улыбнуться.

– Себя не бережешь, говорю же – тощий, надо есть. Дочь о тебе сегодня спрашивала, хотела знать, когда еще придешь в гости.

Похоже, Ли Гоцзюнь совсем не был против ее интереса к Павлу. Хотел его в зятья? Павел не мог так его подставить.

– Я буду рад в любое время, если пригласите, – пообещал он, уже зная, что времени не будет, что все равно не пригласят. К следующей неделе весь офис будет на ушах. Всеобщая чипизация бракованным говном – шутка ли? Да весь «Диюй» за это сядет.

Он продолжал просеивать речной песок, записывая данные о сбоях в отдельный файл. Когда строки кода слиплись в единую полосу, лишенную смысла, а мир стал подрагивать и подтекать, как запотевшее стекло, Павел выключил арки и планшет. Его знобило. Как никогда остро он ощущал собственный чип, сидящий у него под кожей. На шее будто замер лазерный прицел, грел кожу в месте, куда медсестра сделала укол. Ждал своего часа детонатор, готовый в любой момент рвануть, прервать бесславное Павлово существование, отправив в базу сигнал о неожиданном инсульте.

Что это, ошибка системы или результат отданной кем-то команды? Мог ли Павел сообщить о ней начальству?

Нужно понять, что именно произошло, решил Павел. На первый взгляд умерших ничего не связывало, но программа должна была на что-то реагировать. У нее своя логика, по которой она отправляла сигналы.

Это конец карьере. Это конец всему, на самом деле, ужасная ошибка. Хотелось опустеть и вылететь из окна прочь, сбежать как можно дальше. Хотя нет, сперва найти отцовскую могилу, она же есть где-то? Или тела заключенных кремируют и сгребают куда-то в общую яму – Павел представил себе огромный пылесос, которым всасывают пепел, а затем огромная рука в перчатке вытряхивает контейнер в пустоту.

Под бормотание Швали где-то над плечом Павел собрался и вышел из уже пустого офиса навстречу ежевечерней пробке и писку светофоров. Первым, что он увидел, были слепящие фары. Машина неслась прямо на него по тротуару, Павел еле успел отпрыгнуть. Не сбавляя скорости, полицейский джип свернул за угол, а вдалеке, у парка, что-то отчетливо хлопнуло, и фонари на миг погасли. Павел как будто закрыл и открыл глаза.

Что за черт? Понятно, пробка, но зачем же гонять по тротуару, когда есть выделенная для спец- транспорта полоса?

Павел спустился в переход, – длинный, как тоннель под Янцзы, настоящая подземная улица с магазинами и кафе вдоль стен. Многие замедляли шаг у граффити на стене – свежего, еще с утра Павел его не видел. Черной краской была намалевана знакомая петля из патч-корда. Ее уже оттирал робот, вытянув телескопическую лапку, но безуспешно: краска не желала сходить с молочно-белой плитки.

Павел свернул в магазинчик, ему хотелось сигарет, хотелось заглушить боль как-то, чем-то. Но стоило пройти через турникет, как свет обморочно задрожал и снова выключился. Переход сожрали тьма и тишина, стихли автоматы, продающие воду и билеты на метро, беззвучно перемигивались аварийные маячки, как линия буйков.