— Послушайте, с вами действительно все в порядке? Мне показалось, вы заслушались голосов, и я прикрикнула на них. Мне не надо было этого делать?

— Со мной все замечательно, — отчетливо выговорил Франческо и его неудержимо понесло течением словесного потока: — Как только мы уберемся из этой галереи, я сразу же начну ценить окружающий мир и свою никчемную жизнь гораздо больше обычного. Если бы не вы, монна Бланка, боюсь, наша поучительная беседа никогда не состоялась. Чем могу служить? Что пожелаете принять в знак моей величайшей признательности: голову дракона или золотое ожерелье с изумрудами?

— Как ты смешно разговариваешь, — хихикнула Бланка. — Я бы предпочла ожерелье. Ты откуда? Я видела, как вы приехали утром — ты и еще двое.

— Вернее, еще двое и я, — поправил Франческо. — Вам суждено испытать величайшее разочарование: в отличие от моих спутников, я всего лишь скромный торговец из Италии. Меня зовут Франческо Бернардоне, и, кажется, с нынешнего дня мне придется добавлять: «Я отлично умею встревать в неприятности».

Девочка звонко рассмеялась, мотая длинными черными локонами.

— Ты забавный, — решила она, встала и протянула Франческо руку, перехваченную в запястье тонкой ниткой серебряного браслета. — Вставай, пойдем отсюда. Голоса могут вернуться. Зачем ты вообще сюда забрел?

— Искал дорогу в часовню, — честно сказал Франческо и с усилием поднялся, цепляясь за стену.

— Тогда будет лучше, если я тебя провожу, — решительно заявила Бланка. — А то снова заблудишься. Ренн очень старый и с характером. По-моему, даже папа, Рамон и Гвиго в точности не знают всего замка.

— Папа, надо полагать, граф Редэ, владелец всего этого великолепия? — осторожно заикнулся Франческо. Шагавшая рядом девочка небрежно кивнула:

— Ага. Рамон — мой старший братец, наследник фамилии и первый воображала во всей округе. Еще есть Тьерри и Хайме. Рамон и Тьерри — родные братья, они родились от первой жены моего папочки, благородной госпожи Беатрис де Плантар. Матушка Хайме — из-за гор, из Арагона, ее звали донья Чиетта да Хименес. Я — самая младшая. А Гвиго всего лишь командует гарнизоном крепости. Он как сторожевой пес — глупый, но преданный.

* * *

Они беспрепятственно дошли до выхода из галереи, который незваный гость недавно считал недосягаемой. Бланка толкнула дверь, самую настоящую и привычную, сколоченную из потрескавшихся сосновых досок. Франческо остановился передохнуть, увидев, что впереди их ждет подъем по крутой лестнице, закрученной по спирали вокруг толстого кирпичного столба опоры. Значит, он в самом деле умудрился не заметить, как спустился вниз. Он оглянулся на галерею — теперь она выглядела, как ей и полагалось: заброшенным помещением, нуждающимся в хорошем ремонте или перестройке.

— Монна Бьянка, — окликнул он уже поднявшуюся на несколько ступенек девочку, замялся, представив, насколько глупо прозвучит его вопрос, но все же решился: — Скажи, дверь, которую просили открыть эти… голоса, она действительно существует? Мне кажется, я ее видел…

— Бронзовая, вся в патине и засиженная пауками? — Бланка присела на ступеньку, внимательно глядя на своего собеседника. — Нет, ее на самом деле нет. Я и Хайме облазили весь замок сверху донизу и не нашли ничего похожего. Но мне кажется, — она заговорщицки понизила голос и покосилась по сторонам, — эта дверь здесь и не здесь одновременно, понимаешь?

— Нет, — признался Франческо. — Дверь либо есть, либо ее нет. Почему твой отец ничего не сделает с этими голосами? Вдруг это демоны пытаются вырваться на свободу?

— В Ренне много странных вещей, с которыми приходится мириться, если хочешь прожить долго и счастливо, — как о само собой разумеющемся сказала девочка. — Ты говоришь: «Дверь либо есть, либо ее нет», а знаю тут такие двери, которые никуда не ведут и всегда закрыты. Что же до голосов… Папе все равно, он занят другими делами. Рамон хочет, чтобы они остались, а после отца Рамон здесь главный. Остальные просто обходят это место стороной. Да и как от них избавиться?

— Позовите священника, — уверенно предложил Франческо, и удивился, когда Бланка откровенно расхохоталась и сквозь смех выговорила:

— Какого, нашего капеллана Уриена, что ли? Ой, нет, лучше епископа из Алье! От него, когда он приезжает, всегда слышишь только одно: «Да, милорд граф», «Будет исполнено, милорд граф», «Всегда к вашим услугам, милорд граф!» Наверное, если бы отец велел ему почистить наши конюшни, он бы побежал вприпрыжку. Он трус, больше всего на свете он боится моего отца и Рамона.

— Как ты можешь так говорить? — возмутился Франческо, и осекся под спокойным, недоуменным взглядом:

— Но ведь это правда. Епископ сделает все, что ему прикажут. Этой весной его преосвященство попытался возразить отцу — то ли не отдал ему часть церковной десятины, то ли наложил лапу на налоги с рудников. Папа, конечно, возмутился, но ничего не сказал: он считает, что недостойно заводить свару из-за такой вещи, как золото. К несчастью епископа, на беседе присутствовал Рамон. Через седмицу Рамон вкупе с Тьерри подняли людей в окрестных деревнях и спалили одну из часовен епископства — ту, что звалась «Обитель Святого Креста на Пустошах», лигах в трех отсюда к полуночи. С тех пор епископ прячется в Алье, как мышь в норе. Извини, но я представила, как смешно будет выглядеть этот подлиза в мантии, крича на наших призраков: «Изыди!». Честное слово, он перетрясется от страха, но не рискнет даже носа сунуть в галерею.

— Твои братья сожгли часовню? — Франческо решил, что он ослышался. Бланка невозмутимо кивнула:

— Рамон там точно был, Тьерри — наверняка. Где Рамон, там поблизости околачивается его верный прихвостень Гиллем. У моего старшего братца нравы, в точности как у мавританского султана — он женился сразу на двоих. На госпоже Идуанне де Бланшфор и ее братце Гиллеме… Мессир Франсиско, вам нехорошо?

— Я посижу тут немного, ладно? — Франческо давно привык, что его имя постоянно коверкают на подходящий для языка собеседника лад, но легкомысленная болтовня девочки не желала укладываться в его голове. Бланка погрустнела:

— Я слишком много говорю, да? Хайме всегда повторяет, что я сую нос не в свои дела. Вы, наверное, слышали прозвище нашей семьи?

— Бешеная семейка, — онемевшим языком выговорил Франческо, снова начиная сползать вниз по стене. Бланка подняла указательный палец и горделиво поправила:

— Безумная. «Безумное семейство» — вот как нас называют в долине, и это тоже отчасти правда. Не спорю, неприглядная правда, но разве правда когда-нибудь бывает красивой? То, что я наговорила… Оно известно всякому, кто живет здесь — от наших родственников до вилланов. Извините, я не подумала, что вы, люди из другой страны, могли ровным счетом ничего о нас не слышать. Вы не сердитесь? Вам не понравилось, что я сказала? Но мне так скучно все время сидеть одной! Раньше Хайме часто разговаривал со мной, но недавно ему исполнилось восемнадцать, он уже взрослый человек и теперь я ему мешаю.

— Ни капли не сержусь. Скорее, я здорово озадачен, — оторопело признался Франческо. — Понимаете, монна Бьянка, я человек иного сословия. Ваши традиции…