А потому он сплюнул, подраться ему солдаты не дали, а адъютанты, тут же подхватив императора под руки, почти силком вытащили из боя, чуть ли не на бегу перевязав холстинами новые царапины.

Петр кое-как вырвался из их цепких рук и быстрым шагом вернулся на свой командный пригорок. Чуть отдышался, держась за левый бок, и быстро оглядел поле боя, укутанное местами плотными клубами порохового дыма…

Петербург

Корабли входили в Неву короткой кильватерной колонной — впереди шли линейные «Святой Николай» и «Астрахань». Огромные трехпалубные махины под белыми надутыми парусами наконец поймали попутный ветер, величаво поплыли по темным водам Невы, медленно преодолевая ее встречное течение. На мачтах колыхались на ветру длинные белые вымпелы, орудийные порты были закрыты.

За ними шустрила небольшая яхта с десятком орудий — тонкие пушечные стволы стояли прямо на палубе. Маленькое, но не менее красивое судно — примерно так выглядит русская псовая борзая рядом с матерыми и толстыми медведями.

За яхтой шли два морских бота, несколько кургузых, но не хуже яхты вооруженных. Будто вместе с прекрасной борзой шастают два зубастых бульдога. И на мачтах всех трех суденышек тоже были подняты специальные предупредительные сигналы — длинные белые вымпелы.

Наспех сооруженные береговые батареи по ним не стреляли — то были свои, о чем свидетельствовали белые узкие полотнища. Канониры радостно махали руками, и с еще большей радостью отвечали им матросы, забравшиеся на ванты и оттуда махавшие своими шляпами.

На набережных, не одетых еще в камень, было настоящее столпотворение — мгновенно пронесся слух, что эскадра выступила против голштинского придурка, и толпы народа повалили — кто кричать виват, а кто втихомолку извергать хулу мятежникам.

Последних, впрочем, было намного меньше, чем собравшихся радоваться. Да оно и понятно — ребрышки, чай, свои, а не чужие. А их жалко, особенно когда толпа тяжелыми башмаками пересчитывает.

Шли, шатаясь, фабричные и мастеровые, аристократы и проститутки, заплетаясь ногами шкандыбали пьяные гвардейцы — кабаки работали бесперебойно и, к халявной усладе, совсем не брали денег. Добра матушка, тонко чувствует мятежную русскую душу, а потому — виват Екатерине!

Сама государыня-императрица Екатерина Алексеевна вышла на Дворцовую набережную встречать эскадру, а вместе с ней семилетний наследник престола курносый Павел Петрович со своим воспитателем, надменным графом Никитой Паниным, высокомерная княгиня Дашкова и разодетая свита из блестящих кавалеров и пышных фрейлин.

И смотрели на Неву с нескрываемым восторгом на лицах — белокрылыми птицами надутых парусов скользили по темной речной воде многопушечные корабли…

Императрице уже донесли, что линейные корабли утром атаковали отряд галер — в заливе гремела ожесточенная стрельба, и с берега было видно, как вспыхнули кострами две галеры.

Но ветер слабый, и уцелевшие в бою галеры быстро отошли на безопасное расстояние и, как шавки, кружили сейчас стаей у входа в Неву, пытаясь уцепиться за перебежчиками. Вот только поделать уже ничего не смогут — корабли надежно защитят теперь Петербург.

— Виват Екатерине! — взорвалась радостным воплем набережная.

— Виват! — отозвались слаженным хором матросы, и мгновенно открылись пушечные порты для салюта. — Виват! Виват!

И прогремел приветственно гром, страшный по своей силе пушечный гром. Окутались морские дворцы белым густым пороховым дымом, но то не салют императрице был — десятки крупнокалиберных орудий ударили по скопившимся толпам свинцовым ураганом картечи…

Дьяконово

Интересный шел бой, напоминающий гонку черепахи за раком — подполковник Власов улыбнулся от неожиданного сравнения. Гвардейские линии медленно наступали, его ингерманландцы и остальная инфантерия императора чуть быстрее отступала под их неторопливым натиском. Все командиры батальонов четко выполняли приказ Измайлова более не вступать в рукопашную схватку.

И Власов это прекрасно понимал — отступающие войска наносили противнику чуть большие потери, чем несли сами. Да оно и понятно — артиллерийский огонь постоянно откатываемых трехфунтовок и меткая ружейная стрельба егерей сильно досаждали гвардейцам…

Хрипло взревели трубы и загрохотали барабаны частой дробью — гвардейская «черепаха» разом проснулась, откинула медлительность и развернутыми шеренгами ринулась в атаку. Власов два года воевал с пруссаками, имел достаточный опыт, а потому вовремя заметил наступление и отчаянно крикнул своим офицерам:

— Ротам отходить быстро, стрелять плутонгами постоянно!

И не подвели вышколенные им ингерманландцы. Первая шеренга дала залп по атаковавшим семеновцам, и тут же через интервалы солдаты отбежали за спины последней, шестой, шеренги и принялись лихорадочно заряжать ружья. Прогремел второй залп, и, спустя четверть минуты, вторая шеренга стала последней. Снова залп…

Караколирование принесло ингерманландцам успех — семеновцы не выдержали града пуль и остановились. И только собрался подполковник перевести дух, как адъютант тронул его за рукав мундира и громко сказал:

— Посмотрите в центр, Павел Владимирович.

Через секунду подполковник Власов уже хрипло матерился, и было отчего. На этот раз воронежцы отступить далеко не смогли. В клубах порохового дыма противники сошлись в ожесточенной рукопашной.

Власов похолодел — гвардионцы четко воспользовались медлительностью центра и начали обхватывать с обоих флангов Воронежский полк. Надо было срочно нанести контрудар резервом, но сикурс как таковой у генерала Измайлова отсутствовал.

— Срочно беги к ним! — Власов схватил за плечо адъютанта. — Пусть бросают пушки и отходят! Но держать строй! Я помогу контратакой. Давай…

Но одной неприятности было мало, грехов, видать, накопилось много. На правом фланге пять эскадронов кавалерии, почти девятьсот сабель, стремительно атаковали две сотни казаков, рассеяли их по полю.

А затем обрушились всей силой на невских кирасиров и конных гренадеров. И, хотя Невский полк сражался героически, Власов понимал, что поражение неизбежно — полуторный перевес вскоре сыграет свою зловещую роль. Еще полчаса, и все…

Отступить, любой ценой отступить, бросить воронежцев, но не бежать. Конница пешего всегда догонит, и нет ничего приятнее, чем рубить в панике бегущих солдат. А с плотным строем пехоты, ощетинившейся штыками и стреляющей залпами, кавалеристы ничего не смогут сделать. Тут кирасиры нужны — у тех и кони помощнее, и на всадниках броня надета…

Но всем отступить не удалось — воронежцы сражались в центре, ожесточенно, но семеновцы уже обхватили их фланги. Невских кирасиров отбросили к его ингерманландцам, но подполковник ухитрился отбить атаку конной гвардии, хотя был вынужден под ее яростным натиском отойти к близкой роще на пригорке и там укрепиться. И генерал Шильд чуть не попал в плен к гусарам, но гренадерская рота отбила раненого генерала…