Но удар всё равно последовал. Нерабочей, левой рукой, и не такой сильный, но всё равно ощутимый. Сильвия отцепилась и спряталась за поваленным столиком Эллиота.

– Я расскажу маме! Тёте Джули! Полицейским! – Сильвии пришлось пригнуться, чтоб кулак не прилетел в неё. – Не трогай меня, я ничего не делала!

– Докажи!

Сильвия застыла. Как? Как доказать? Она, совсем маленькая, против отца. Если Сильвия попытается его рассмешить, он только больше разозлится. Оправданий не было. И тогда Сильвия со всех ног рванула к единственному месту, где могла спастись.

Она лёгкая, кочки удержат её, она уже пробовала бегать по местным болотам, отец сам показывал ей безопасные дорожки. Пусть сейчас они не помогли бы, но по ним можно было вернуться обратно, когда мама бы уже пришла домой. Но Эллиот…

Эллиот никогда не был глупым. Он наверняка спрятался где-то в доме, где отец его ни за что не нашел бы. На чердаке среди коробок. Под кроватью. В старом шкафу за пыльными поеденными молью мамиными шубами. Может, в погоне отец и не вспомнит о младшем сыне.

Стол отлетел, снёс лопату, она – грабли, и беседка развалилась. Сильвия рванула к болотам так быстро, как только могла. Она не оборачивалась, пыталась не обращать внимания на крики отца, но слезы всё равно текли. Мама всегда говорила, что лучше поплакать и отпустить, чем держать в себе. Отец говорил, что плачут только слабаки. Сильвия заплакала еще сильнее.

Кочка за кочкой, и вот впереди уже Спринг Крик. Родители называли это речкой. Сильвия и Эллиот сошлись в мысли, что это ручей, который хотел выпендриться. Крики позади прекратились. Сильвия спустилась к воде, стянула запачканные сандалии и носки, окунула ноги в воду. Уже прохладная. Конец лета давал о себе знать.

Эллиоту и правда не попало, но Сильвию, когда она вернулась домой на закате, наказали до самого начала школы. Всё это время она провела в комнате в полном одиночестве, только Эллиот иногда заходил к ней ночью, чтобы обнять и поцеловать в щеку. И каждый раз он благодарил её, думая, что сестра спит.

Каждый раз. Когда она уехала и приезжала едва ли раз в полгода, он благодарил её. Когда она звонила узнать, как дела. Когда она приглашала брата на ночёвку в город. Когда поддерживала после первого расставания, второго, третьего. Когда дарила безделушки, чтобы брат о ней не забыл. Но он бы и так не забыл. Если бы она не уехала, они остались бы одним целым. Если бы она его не бросила. Если бы она не оставила его, он не лежал бы сейчас на операционном столе.

Сильвия едва успела улыбнуться теплому воспоминанию, когда реальность ударила по ней, как молот по наковальне. Ожидание вытягивало всю энергию, и с каждой минутой всё больше. Она была готова отдать собственную жизнь и лечь рядом с ним, если понадобится, только бы больше не было этой гнетущей неизвестности.

А ведь на Хэллоуин Эллиот предлагал Сильвии праздновать вместе. Хозяин автомастерской согласился дать ему помещение на одну ночь, но она выпала на дежурство. Сильвия посчитала себя слишком взрослой и ответственной, чтобы отпрашиваться на какой-то там Хэллоуин. А ведь даже это могло бы изменить всё. Абсолютно всё. Даже аварию. Пока еще аварию, не катастрофу. Сильвии просто нужно было выбрать семью, а не работу.

Все было так просто. Осталось лишь найти билет в прошлое, хотя бы на пару дней, чтоб уговорить брата не ехать. Поехать к нему самой. Впервые встретить Рождество с родителями после долгой разлуки. Может, хоть в этот раз они бы попросили прощения? Теперь – уже точно нет. Они будут винить дочь в смерти сына. И это не самое плохое. Хуже всего то, что причиной его смерти в самом деле может стать она, Сильвия. Сильвия…

– Сильвия! – оказывается, это происходило не в мыслях. Диего снова вырывал её из задумчивости. Он снял халат, но даже на рубашке виднелись следы крови. Что там происходило?

– Диего? Эллиот?

Диего молчал. Стукнуть бы его чем-то тяжелым, чтобы перестал тормозить, чтобы сказал всё, что хочет, чтобы наконец окончил и без того затянувшееся выжидание исхода. Сильвия слишком поздно поняла, что именно её жених хотел этим сказать.

– Нет. Неправда.

Но Диего кивнул и отвел взгляд. Дыра, появившаяся в груди после новости об аварии, распространялась, будто какая-то сверхбыстрая инфекция. Боль пропала. Мысли успокоились, как вода, с которой сошли круги. Даже руки перестали дрожать. Ничего не осталось. Диего прижал Сильвию к себе, она чувствовала его тепло, но тело не принимало его. Она смотрела перед собой, но ничего не видела. Фраза «Эллиот умер» звучала в голове, но никак не могла попасть в сознание. С тем же успехом можно было пытаться ощутить запах, когда заложен нос. Сильвия едва заметно мотала головой, будто от этого жизнь развернулась бы вспять и позволила доктору Лосано вытащить младшего Чемберза с того света.

В новом году она еще ни разу не видела ни Диего, ни тетушку Джули, ни братьев. Может, они пытались дозвониться, но телефон так и остался лежать в коридоре перед операционной. По работе Сильвия звонила с того, что ей выдал мистер Роллинс. Все знакомые номера там были в чёрном списке.

Диего пытался зайти в отель, но каждый раз Сильвия запиралась, едва слышала знакомый ритм шагов в коридоре. А он ждал часами, но сдавался, когда время подходило к полуночи, а в больнице с утра ожидала очередная смена.

Когда в дверь в очередной раз постучали, Сильвия замерла, стараясь не издать ни одного звука.

– Я знаю, что ты там, Сильвия, – Нет, не Диего. Мистер Роллинс. Конечно, он открыл дверь сам. – Нам всем очень жаль твоего брата, но прятаться постоянно не выйдет.

– Если я захочу, то смогу, – сказала она и переложила пачку документов с одного края стола на другой. – Вы чего-то хотели?

– Дать распоряжение, мисс Чемберз. Сегодня вынужден отстранить Вас от работы. Будьте добры, покиньте здание отеля. Бумажный вариант лежит у Вас на столе.

– Я думала, это розыгрыш, – Сильвия вздохнула.

– Это подарок на Новый год, деточка, – мистер Роллинс похлопал подчиненную по плечу. – Правда, Сильвия, выберись. Что случилось, то случилось. Затворничеством ты ничего не изменишь…

– Откуда вам знать? По вашей вине кто-то погиб? – рявкнула Сильвия, но всё-таки послушалась. Смотреть на накидку, в которой она была в больнице, было невыносимо, но появляться дома, видеть Диего – еще невыносимее.

Только первые дни она провела в оцепенении, а потом боль обрушилась на неё ледяным потоком. Она не могла смотреть на Диего и не вспоминать о том, что он не смог спасти её брата. Он говорил что-то про повреждённый мозг, что шансов не было, но Сильвия не могла слушать его бесконечные оправдания. Факт того, что Эллиот погиб, что Диего не помог ему, выедал сердце изнутри. Больше мучило только осознание того, что, если бы не Сильвия, помощь Диего и не понадобилась бы.

Каждую ночь Сильвия видела, как погибает Эллиот, как ремень врезается в его тело, как череп разбивается о металл, будто яичная скорлупа, обнажая внутренности. Каждый вечер вспоминала его бледное лицо, перемотанную бинтами голову, сложенные на животе руки. Прокручивала в голове, как посмотрела на брата, такого юного, в последний раз, как бросила на его гроб горсть земли. Не более, чем ритуал. То, что необходимо человеку, который ничего не понимает, которого горе сломало, вывело из строя, будто и не человека вовсе, а какой-то тостер.