Он состроил в ответ гримасу, которой часто пугал сестру в детстве. А про себя отметил, как красива Хелен при мягком свете свечи. В ее карих глазах танцевали огоньки, каштановые волосы были гладко уложены под шапочкой-полумесяцем. Раннее вдовство погасило ее внутреннюю искру, а шрамы на лице заставили стесняться своей внешности. В конце концов, она привыкла постоянно ходить в черном и говорить, что никогда снова не выйдет замуж, а останется в Рукхоупе так долго, как позволит ей брат. Уильям, конечно, разрешил бы ей остаться навсегда, но он хотел, чтобы Хелен снова была счастлива. Он видел, как одиночество все больше ложится тенями вокруг ее глаз, и ощущал, что в его собственных глазах притаился брат-близнец ее одиночества. Они все вместе – он, Эмма и Хелен – делили печаль и трагические воспоминания, и лишь иногда им доставалось немного счастья. Любовь и боль переплели их жизни, как переплелись виноградные лозы и цветы на прекрасной вышивке Эммы.

Может быть, еще и поэтому он так охотно согласился на эту фальшивую женитьбу, вместо того чтобы создать настоящий союз с Тамсин или с другой женщиной. Ему довелось испытать слишком много боли, но сейчас он тосковал по любви, искал утешения и хотел вновь испытать страсть. И теперь, похоже, несмотря на его инстинкт самосохранения, судьба поймала его в свои сети и выпускать не собиралась.

Подумав о Тамсин, он снова взглянул на дверь, как делал уже не раз за последний час. Уильям пытался угадать, что ее так задержало: сражение с завязками на женском наряде или борьба со смущением, которую Тамсин никак не может выиграть?

Непрошеное воспоминание о невинном, но таком страстном поцелуе с Тамсин обрушилось на него с неожиданной силой. Он нахмурился, изумленный своей реакцией. Похоже, с этой девушкой он и сам превратился в юнца, не способного управлять ни своим телом, ни своими эмоциями.

– Я помню мать Тамсин, – сказала вдруг Эмма, отвлекая Уильяма от его опасных мыслей. – Я однажды видела ее. Красивое существо, хотя очень молодое и по-своему немного странное. Арчи восхищался ею. Я не знала, что ребенок жил с ним. Думала, цыгане забрали девочку с собой.

– Они так и сделали, но потом Арчи перевез ее в свой дом… примерно в то время, когда мы покинули Рукхоуп, – пояснил Уильям. Перед его глазами всплыла картинка: снегопад, Арчи на коне и темноволосый ребенок на его коленях. Видение было изумительно реальным, почти живым. – Я видел ее вместе с Арчи в тот день, когда Малис увозил меня.

Между тем Кэтрин надоело играть с Хелен. Она потянулась к отцу. Уильям подхватил ее и посадил к себе на колени. Ему нравилось невинное спокойствие, которое он всегда видел в широко раскрытых синих глазах дочери. У девочки были глаза Джен, темные, как голубика, в отличие от более светлых глаз Уильяма. Эти глаза, движение головки, то, как она смешно морщила носик, напоминали ему Джен. Но чаще он вспоминал ее смех, глубокий и мелодичный. Интересно, когда Кэтрин вырастет, будет ли она смеяться так же, как ее мать?

Девочка ухватилась за руку отца и засунула его палец себе в рот.

– Этого ребенка нужно чаще кормить, – с улыбкой заметил Уильям.

– У нее сейчас режутся зубы. – Хелен подошла и забрала малышку. Кэтрин выразила свое недовольство громким плачем. – Я поищу ее кормилицу. Маргарет, должно быть, снова на кухне. Ручаюсь, она или ест, или заигрывает с поварами. После того, как она покормит Кэтрин, я сама уложу девочку спать. – Она понизила голос. – Дорогая, пойдем со мной. Скажи всем до свидания. Уильям, если мы больше не увидимся сегодня вечером, хочу еще раз поздравить тебя с женитьбой. И передай мои поздравления Тамсин. Думаю, ты преподнес нам замечательный сюрприз! – Хелен улыбнулась брату, и он кивнул в знак благодарности.

Без Кэтрин комната сразу потускнела, будто солнце скрылось за облаком. Уильям откинулся на спинку кресла и смотрел, как мать работает над вышивкой. На льняной ткани соседствовали черные виноградные лозы и цветы. Мать говорила, что это вышивка в испанском стиле.

– Когда я закончу, должна получиться превосходная вещь, – заметила Эмма.

– Что это будет? Скатерть?

– Покрывало на подушки. Я уже вышила два таких, они в твоей комнате, на постели. Разве ты не замечал?

– Нет, – честно признался он. – Прости меня.

– Думаю, ты заметил бы перемены, только если бы мы совсем убрали кровать, – улыбаясь, сказала Эмма. – Но теперь, когда ты в спальне не один, все изменится.

Уильям видел, как у матери заблестели глаза.

Леди Эмму всегда отличало чувство собственного достоинства и изящество. Она была уравновешенной, может быть, чуть холодноватой, но никогда не была чопорной. Став много лет назад женой лэрда из Приграничья, она научилась вести сложное домашнее хозяйство, но осталась верна себе и редко говорила о том, что чувствует.

– Возможно, – ответил Уильям и отругал себя за мальчишество, когда почувствовал, как краска заливает его щеки. Он смущенно закашлялся и пригубил вино.

– Ты не должен сидеть здесь вместе со мной, Уильям, – мягко сказала Эмма, поворачиваясь к свече, чтобы обрезать нитку маленькими серебряными ножницами. Она отложила вышивку и принялась вдевать в иглу новую нить. – Сегодня твоя первая брачная ночь.

Уильям вздохнул и провел руками по лицу. Он почти забыл об этом, потому что не чувствовал себя женатым и, говоря по правде, вообще не был уверен в статусе этого необычного союза. Он затруднялся подобрать ему название.

– Тамсин сказала, что спустится, как только закончит одеваться, – проговорил он. – Может быть, передумала?

– А может быть, она ждет, когда ты поднимешься к ней? – Эмма искоса посмотрела на сына, чуть приподняв бровь.

– Не исключено, – согласился он, а про себя подумал, что Тамсин может ждать его только при одном условии – если основательно запуталась в своих одеждах.

Уильям вдруг осознал, что ему не хочется подниматься в свою спальню. Он просто не знал, как сдержать обещание, данное Тамсин. Его жена, которая на самом деле не была ему женой, разжигала его страсть одним своим взглядом, заставляя гореть и мучиться от неутоленного желания.

– Я рада, что ты решил жениться, хотя это и оказалось для меня полной неожиданностью, – сказала леди Эмма. – Я переживала из-за притязаний Малиса Гамильтона. Твоя женитьба ослабит его позиции. И еще я боялась, что ты согласишься взять в жены одну из тех, кого он выбрал для тебя.

– Моя жена – это только мой выбор. Малис Гамильтон тут ни при чем.

– Обещай мне, Уильям, – попросила Эмма, и ее голос задрожал, – обещай, что он не заберет нашу крошку Кэтрин.

Уильям пристально смотрел на последнюю каплю вина, оставшуюся на дне бокала.

– Пока в моем теле будет хоть капля воздуха, чтобы дышать, – прошептал он, – с Кэтрин ничего не случится.

Эмма облегченно вздохнула и вернулась к работе, а Уильям задумчиво наблюдал за танцующими язычками пламени в догорающем камине. Вдруг дверь гостиной скрипнула, и они с Эммой одновременно повернули головы на звук.