– Хороши они после драки кулаками махать, – откликнулся Шани. – А что Влас говорит?

Софья подозревала, что Власом зовут того фартового мужика с золотыми перстнями на толстых пальцах, который заходил в особняк с черного хода и приносил раритетные книги – вплоть до золотистых свитков в тонких деревянных тубусах, которые были написаны за много лет до появления на земле Заступника. Фартовый неизменно кланялся Софье, но не говорил ей ни слова и старался не смотреть в глаза.

– А Власа я не спрашивал, – сказал Алек. – Но думаю, он бы предложил какой-нибудь из домов под снос.

– Не предложил бы, – негромко сказала Софья. Шани и Алек посмотрели на нее с одинаково изумленными лицами, и она закончила: – В таких местах толчется гораздо больше случайного народа, чем вы полагаете. А я думаю, что свидетелей вам не нужно.

– Умная девица, – с уважением произнес Алек.

Шани усмехнулся и довольно ответил:

– Других не держим.

* * *

Когда Петрика выволокли из кареты и за шиворот потащили куда-то по мокрой траве, он уже понял, что его песенка спета. Те, кто волочил второго капитана по лужам, нисколько не напоминали призрак Хельги Равушки – человек в неприметном сером плаще, который встретил капитана в подворотне возле кабачка «Луна и Крыса», оказался очень приличным бойцом.

Плохой бы с Петриком не справился.

Мешок, надетый на голову, стянули, и сперва Петрик не видел ничего, кроме тьмы. Потом во тьму пришли цвета и звуки: шел дождь, перед стоящим на коленях капитаном плескалась вода, и в ней отражались стремительно летящие тучи и полная луна, что мелькала среди них. Чуть поодаль всхрапывали лошади, тревожно переступая с ноги на ногу. Пахло хвоей и чем-то еще, кислым и очень знакомым, тем, что Петрик обонял не раз. Вскоре он понял, что это запах страха. Его собственного страха. Да что там – капитан был насмерть перепуган, до дрожи в коленях.

– Подними его, Алек, – отдавший приказ мужской голос прозвучал надтреснуто и смертельно устало. Петрика вздернули за воротник и поставили на ноги. Всмотревшись в темную высокую фигуру, он охнул и произнес:

– Ваша неусыпность… Это вы?

– Это я, – ответил Шани Торн. – И у меня есть к тебе несколько вопросов.

– У нас, – хрипло добавили сзади, и Петрика развернули направо – он увидел одиноко стоящее дерево, мертвое, должно быть погубленное молнией и огнем. Одна из ветвей была выброшена вперед, словно протянутая в молении рука, и на этой ветке болталась петля с затейливо завязанным узлом.

Петрик сдавленно вскрикнул и почувствовал, как по ноге потекла горячая струйка. Страх сыграл с капитаном злую шутку, моментально превратив бывалого вояку в манную кашу.

– Твой покойный командир сказал, что именно ты доставил Хельгу Равушку в загородный дворец его величества. Это верно?

– Верно, верно, – залепетал Петрик. В мире ничего не осталось, кроме петли, которую трепало ветром. Он чувствовал, как в горле поднимается страшный тяжелый ком, словно петля уже обхватила его шею и затягивается с томительной обморочной медлительностью. – Я привез ее во дворец и отвел в Красный зал. Я выполнял приказ! – визгливо вскрикнул он. – Я солдат! Это мой долг – выполнять приказы!

– Ублюдок, – прошипели сзади, и Петрик услышал тонкий свист – с таким пронзительным звуком выходит из рукояти выдвижное лезвие. Свист повторился, и капитан почувствовал дуновение ветра и капли дождя на обнажившейся спине. Несколькими движениями с него срезали камзол и рубаху, и, вспомнив о судьбе своего командира, Петрик понял, что сейчас с него примутся срезать и кожу. – Каков ублюдок. А насиловать ее тебе тоже приказали?

Голос был по-молодому звонкий, и в нем сквозила лютая ненависть. Просто исключительная.

– Нет, – выдохнул Петрик. – Нет. Это был не приказ… Это был подарок. Принц Луш сказал, что дарит нам ее, чтобы мы отдохнули после службы…

– И вы отдохнули, – негромко произнес Торн. Не злобно, не сердито – просто констатировал факт без всяких эмоций.

Петрик вспомнил, как тогда отдыхал его отряд, как девушка плакала и кусала губы, чтобы не кричать от страха, стыда и боли, как потом об ее грудь тушили самокрутки из бодрящей травы… Петрик вспомнил и решил не отвечать.

– Твой командир сказал, что именно ты снял с нее цепочку с кругом и кольцом, – продолжал Торн. Петрик кивнул:

– Да, я… снял.

Тучи улетали на север, и освобожденная луна озарила лес бледным мертвым светом. Дождь прекратился, но ветер по-прежнему игриво трепал и дергал петлю, и Петрик не мог отвести от нее глаз.

– Зачем?

– Ну как зачем. Шлюхи ведь их не носят. Кругов Заступника им не полагается.

Свист лезвия повторился, и Петрик заорал во всю глотку. Его обожгло болью от лопатки до лопатки, и по спине потекла кровь. Это моя кровь, подумал Петрик, не переставая верещать, это меня сейчас свежуют, как свинью. Меня, Фрола Петрика, капитана охранного отряда его величества. Этого просто не могло быть – но это было.

– Она не была шлюхой, – сказал второй – тот, которого декан инквизиции назвал Алеком, и предложил: – Наставник, вы лучше подождите меня в карете. Я постараюсь побыстрее.

– Да не спеши, – откликнулся декан все с тем же стылым равнодушием мертвеца. – Служенье муз не терпит суеты.

Петрик услышал удаляющиеся шаги. Потом хлопнула дверца – видимо, Торн сел в карету. Рука невидимого Алека похлопала Петрика по окровавленной спине, и лезвие снова принялось за работу.

Спустя две седмицы все охранцы Луша, которые терзали Хельгу Равушку, были мертвы. Их, изуродованных и повешенных, находили в самых разных местах: на окраинах столицы в домах, отведенных под снос, в парках, а последнего, Вертуша-младшего, обнаружила государыня Гвель под окнами своей опочивальни, и ее вопли и слезы перебудили весь дворец. Уголовное судопроизводство Аальхарна причисляло висельников к самоубийцам – поэтому семерым мертвым охранцам было отказано даже в достойном погребении: под плач детей и вдов их закопали в общей яме за воротами кладбища. Следователи сбились с ног в поисках убийцы или убийц, но вполне предсказуемо ничего не обнаружили. Преступник отлично умел заметать следы.

После похорон Вертуша-младшего Луш внезапно оставил столицу и уехал в Гервельт, где, запершись в своих покоях, напился до зеленых кизляков, решительно превзойдя свои прежние достижения на этом поприще. Ему было страшно. Луш прекрасно понимал, кто стоит за этими смертями, но несмотря на это он не мог предъявить Торну никаких официальных обвинений в убийствах. Это означало бы собственное признание его величества в смерти девчонки.

После того как Фрола Петрика сняли с дерева в загородном парке, Луш установил за деканом инквизиции неусыпный негласный надзор. Естественно, следившие не обнаружили ровным счетом ничего предосудительного: ночи, когда охранцы Луша умирали один за одним, господин декан проводил в объятиях своей новой пассии, имея превосходное алиби. Единственное, что насторожило государя при прочтении отчетов, был тот факт, что после убийства Вертуша-младшего Торн снял со своего счета довольно значительную сумму золотом, однако сам по себе этот факт ничего не значил. Господин захотел порадовать фаворитку очередным камешком, мало ли…