— Развод? Как такое возможно?

Дайна чувствовала, как пол уходит из-под ног, и молилась лишь о том, чтобы не упасть. Не рухнуть на ковер к остроносым туфелькам свекрови. Золотой свиток с алыми печатями Святого престола, который госпожа Амин держала в руках, пламенел, словно солнце.

Свекрови, конечно, понравилось бы это падение. Госпожа Амин всегда ловила малейший промах Дайны — именно поэтому она сейчас поклялась, что устоит на ногах. Умрет, но не упадет.

— Да, — с торжествующим удовлетворением повторила свекровь. — Да, развод. Я как мать и глава своего дома после болезни государя послала прошение Святому престолу, и оно было принято.

Развод, развод, развод. Страшное слово грохотало в ушах, и сквозь этот грохот Дайна слышала, как суетятся слуги, собирая ее жалкие пожитки. За год в браке с принцем Кендриком Дайна почти ничего не нажила. Может, и свадебные подарки у нее отберут.

Да что подарки! У нее отняли жизнь — а Дайна едва успела привыкнуть к тому, что все наладилось, и мир наконец-то обрел устойчивость.

— Но… почему, госпожа Амин? — прошептала Дайна, глядя в сухое лицо свекрови. Сытая довольная улыбка разрезала его алой трещиной: свекровь ненавидела Дайну с того самого дня, как та появилась во дворце, и теперь светилась от счастья.

— И ты еще спрашиваешь, почему? За год жизни с моим сыном ты так и не забеременела! — воскликнула свекровь. Дайна услышала быстрые шаги за дверями, далекие голоса слуг, суету. Да, ее и в самом деле изгоняют: Дайна пыталась хоть как-то взять себя в руки и не могла.

В день свадьбы она надеялась, что наконец-то нашла дом. Что годы скитаний и тоскливой жизни в приживалках закончены, она подарит принцу Кендрику детей, и жить они будут долго и счастливо до самой старости.

Сквозь растерянность пробился гнев, и Дайна выкрикнула свекрови в лицо:

— Да потому я не забеременела, что ваш сын не разделил со мной ложа! Потому, что он предпочитает мужчин! И брак нужен был вам ради того, чтобы развеять слухи о нем и утвердить его право занимать трон!

Да, по старым традициям Абсалона трон страны мог занять только наследник правящей семьи, который состоит в браке или был в нем. Дайна хотела сказать еще, но госпожа Амин оборвала ее ударом по щеке — таким сильным, что Дайна все-таки упала. Какое-то время сквозь пелену боли и слез она видела лишь золотые цветы, вышитые на туфельках свекрови… уже бывшей свекрови.

Ударит? Не ударит? С госпожи Амин сталось бы.

— Я написала Святому престолу, что ты строптива и предпочла оставаться нетронутой, — услышала Дайна. — Разумеется, брак расторгнут. Мой сын свободен, и ты можешь отправляться прочь из моего дома.

В ушах шумела кровь. Весь этот год Дайна отчаянно пыталась понравиться мужу и свекрови. Она была очаровательной и милой, она угождала, она была спокойной и уступчивой и не упрекала мужа, когда он в очередной раз проходил мимо ее спальни в компании очередного приятеля. Просто терпеливо ждала, молилась и надеялась, что однажды все изменится.

Да, Кендрика хватало лишь на то, чтобы стоять рядом с Дайной на праздниках и приемах и сидеть за одним столом. Его душа была с другими, и Дайна ничего не могла с этим поделать.

— Ты ничтожество, — услышала она голос свекрови с невообразимой высоты. — Знаешь, как тебя называют? Принцесса-побирушка! Принцесса-нищенка! Принцесса-попрошайка! Ты сделала то, что от тебя требовалось, Кендрик был женат, и этого довольно. Теперь убирайся отсюда. Хватит мозолить мне глаза!

Да, только и смогла подумать Дайна. Да, все это так. Ее отец умер, не оставив наследников мужского пола, а женщина не имеет права занимать престол. Совет крупнейших дворянских семей Абсалона и Святой престол выбрали нового владыку, а Дайна лишилась дома.

Она провела детство и юность в скитаниях — жила то у одного дальнего родственника, то у другого. Тетка Амалия, у которой Дайна жила перед свадьбой, так искренне радовалась тому, что принцесса-побирушка больше не будет есть ее хлеб…

А госпожа Амин ненавидела ее. Искренне, со всеми силами души. Просто потому, что Дайна жила на свете, потому, что на законных основаниях вошла в дом госпожи Амин, который мог бы сейчас принадлежать Дайне, если бы у нее был брат-король.

Теперь надо было подняться — и Дайна поднялась. Смахнула слезы, посмотрела свекрови в лицо — дерзко, так, как хотела всегда. В ней заговорила кровь прежней династии — и ни одна женщина в ней никогда не стояла на коленях. И госпожа Амин на мгновение осеклась, потому что жертва не имеет права так смотреть на победительницу.

— Да, я знаю, как меня называют, — ответила Дайна, радуясь, что голос не дрожит. — А как называют вашего сына? Принц-содомит? Принц-жопотрах? Ему все же следовало разделить со мной ложе. Наши дети объединили бы обе династии, прежнюю и нынешнюю. Но у вас не хватило ума, чтобы это понять, вам надо было лишь унизить меня еще раз…

Рот свекрови медленно открывался, становясь похожим на алую букву «О». От рабской растерянности не осталось и следа — Дайна никогда не чувствовала себя так. Кровь наполняли жгучие пузырьки восторга и ненависти, и Дайне казалось, что сейчас она взлетит.

Но свекровь почти сразу же совладала с собой. Схватив Дайну за рукав, она выволокла ее из зала и толкнула на лестницу. Служанки, которые подслушивали под дверями, так и брызнули в разные стороны с испуганными возгласами. Дайна скользнула по мраморным ступенькам, ударилась коленом, но все-таки успела ухватиться за перила и удержалась от падения.

— Вон! — прогрохотал голос госпожи Амин. Она выставила свиток от Святого престола так, словно он был щитом, способным заслонить ее от бывшей невестки. — Вон отсюда!

— Как называют вашего сына? — повторила Дайна, задыхаясь от восторга, гнева и боли. — Принц-содомит? Принц-жопотрах?

Теперь ее слова разнесут по всему дворцу и дальше. Конечно, кто-то скажет, что принцесса-попрошайка просто хотела напоследок очернить супруга. А кто-то и задумается.

— Вон! — на мгновение госпожа Амин стала не владычицей, а разъяренной бабой. Свиток полетел в сторону Дайны и скользнул по мрамору.

«…посему брак подлежит расторжению», — прочла Дайна и, поднявшись, медленно пошла вниз по лестнице.

Кендрик не придет с ней проститься. Он спрятался от постылой жены в объятиях очередного дружка.

Ну и дьявол с ним. Дайне надо было решить, что делать дальше.

***

На ступенях дворца уже стоял слуга с небольшим дорожным сундучком, из-под крышки которого выглядывал рукав поспешно брошенного платья — любимого, нежно-зеленого. Что еще там, внутри? Игрушечный вытертый медвежонок, единственная память о матери, которого Дайна хранила, как святыню, скомканное нижнее белье, простое голубое платье почти без отделки, в котором она в первый раз приехала к принцу? Что там внутри — ее жизнь, выброшенная, ненужная?