снова стать тем Эйбом, которого я знал.

— Я тебя не боюсь! — кричу, когда он приближается ко мне. — Я знаю, кто ты! Я знаю, кто ты!

Всадник поднимает другую руку с топором, который блестит в слабом лунном свете, проникающем через окна.

Он хочет отрубить мне голову.

Наверное, надо бежать.

Я вскакиваю и прячусь за стол как раз в тот момент, когда он опускает топор, разрубая и стол, и книги пополам.

Проблема человека без головы в том, что он не может с тобой общаться. Это разговор в одни ворота. Вспоминаю о способности Кэт разговаривать с животными, и хотел бы чему-нибудь научиться у нее, но сомневаюсь, что это произойдет, если мне отрубят голову в школьной библиотеке.

— Я знаю, ты слышишь меня, Бром! — кричу я. — Знаю, что ты привязан к нему, а он к тебе!

Значит, он здесь из-за Кэт.

Потому что он хочет убрать меня со сцены.

— Она не только твоя, — говорю я, когда всадник снова берет топор и мощными шагами обходит стол, направляясь ко мне. — Она принадлежит мне. И я тоже принадлежу тебе.

Всадника, похоже, не волнует моя болтовня, его наступление непреодолимо.

— Черт, — ругаюсь я, доставая из другого кармана пальто пузырек с солью, которая, по слухам, была привезена из затерянного города Атлантиды. Откупориваю и бросаю в него соль как раз в тот момент, когда он собирается снова замахнуться топором.

Белые гранулы попадают в него и рассыпаются, от них поднимается пар, а Гессенец издает нечеловеческий рев, несмотря на то, что у него нет лица. Он в отчаянии размахивает руками, и на мгновение мне кажется, что этого достаточно, чтобы удержать его на расстоянии. В конце концов, он — дух.

Но он продолжает идти, а я обхожу еще один стол, ощупывая пальто в поисках чего-нибудь еще.

У меня нет ничего, кроме слов.

Ничего, кроме собственной энергии.

Я протягиваю руки.

— Me tangere non potes! — кричу я.

Не трогай меня.

Он останавливается, поднимая руки, словно защищаясь.

Я знаю, что слова не действуют вечно; это всего лишь временное заклинание. Но я делаю все, что в моих силах. Если я сейчас побегу, он просто догонит меня. Хитрость в том, чтобы убедить его не убивать меня.

— Ты знаешь меня, Бром! — кричу я. — Ты помнишь в глубине души о своей тайной теневой стороне. Ты помнишь, что было между нами!

Всадник выпрямляется и снова направляется ко мне, а я отступаю, пока не натыкаюсь спиной на полку с книгами.

Деваться некуда.

Ничто не может защитить меня, кроме моей магии и моего разума.

Всадник останавливается прямо передо мной, вонь серы становится невыносимой, мной овладевает ощущение хаоса. Его тело такое твердое, в плаще и доспехах, кажется, что он поглощает все своей тьмой. Он прижимается ко мне, словно намеревается сначала раздробить мне кости, прежде чем оторвать голову, — стена из книг неподатлива.

Я смотрю прямо на его отсутствующую голову. Он выше меня сантиметров на десять, если не больше. Рана выглядит прижженной, красной и зловещей. Чем пристальнее я смотрю, тем больше мне кажется, что в обрубке что-то шевелится. Отвожу глаза, не желая, чтобы это было последним, что я увижу.

Одна из его рук поднимается к моей макушке, сжимается в кулак и дергает меня за волосы.

— Ты же знаешь, что так не бывает, — говорю я дрожащим голосом, но мне все равно, знает ли он о моем страхе. Я сделаю все, что в моих силах, лишь бы достучаться до него.

Ухитряюсь прижаться к нему бедрами, используя то небольшое преимущество, которое у меня есть, даже когда он запускает кулак в мои волосы.

— Ты ведь этого хочешь, правда? — говорю я с усмешкой. — Вот почему ты здесь. Не для того, чтобы убить меня. Не для того, чтобы отрубать голову. Ведь ты помнишь, что я тебе подарил. Да, красавчик?

Всадник замирает при упоминании своего прозвища.

Я знаю, он помнит.

Протягиваю руку вниз, втискиваю ее между его ног, поворачиваю запястье, прижимая ладонь к его члену.

— Этого ты хочешь, — хрипло шепчу я, крепче сжимая его. Член невероятно длинный, твердый и огромный; моя ладонь кажется маленькой по сравнению с ним. Но он возбужден, прижимается бедрами к моей руке и трется о нее.

— Я могу дать тебе то, что ты хочешь, — хрипло говорю я, отводя взгляд от его отсутствующей головы. — То, о чем ты забыл. То, о чем ты не позволяешь себе думать. Я знаю, ты хочешь меня, Бром. Я вижу это.

Всадник снова замирает. Я крепче сжимаю его член, быстрее поглаживая его пах.

— Хочешь умолять меня? — продолжаю я. — Ты же знаешь, я люблю, когда ты умоляешь. Ты же знаешь, я умею выполнять свои обещания.

Он отпускает мои волосы.

Наверное, сейчас и прикончит меня прямо здесь.

Но вместо этого он, шатаясь, отступает назад.

Отворачивается и направляется к дверям, его плащ развевается за спиной, каждый тяжелый шаг отдается эхом. Он проходит мимо отрубленной головы и пинает ее ботинком, так что она, подпрыгивая, летит в мою сторону.

Затем он распахивает двери и исчезает в ночи.

Мои ноги подкашиваются, и я сползаю на пол, прижимая руку к груди, словно пытаясь удержать сердце на месте.

Я никогда раньше не был так близок к смерти.

Он пришел сюда, чтобы убить меня.

И все же я смог достучаться до него, заставить остановиться, даже напугал его. Он боится своих собственных чувств ко мне, чувств к мужчине, сексуальных и других.

Но я знаю, каково это. Когда все усложняется. Как эти осложнения приводят к замешательству, потом к гневу, а гнев может привести к насилию.

Вспоминаю о Мари.

О той ночи, когда узнал, что у нее роман с нашим соседом Рэем.

О том, как долго я пытался скрыть свое влечение к нему. Как я был зол,