Надо же было лопухнуться!

«Если она умрет, я Мусина убью».

Внезапно послышались шаги, и недовольно громыхнул засов.

Дверь отворилась. В освещенном проеме стоял человек, который был Марте хорошо знаком.

– Значит, не показалось! – обрадовался человек. – А я иду мимо, слышу – стучат!

– Меня Мусин запер, – мрачно призналась девочка.

– Паршивец этот Мусин, что тут скажешь!

Марта с признательностью взглянула на спасителя.

– Настрадался, бедный ребенок, – сочувственно сказал человек. – Пойдем скорее! Пора отсюда выбираться.

Шишига издала странный звук. Это было пугающее горловое бульканье, словно ей, а не Марте, перерезали глотку. Никита смахнул несуществующие слезы и участливо дотронулся до костлявого плеча. Одна его часть искренне переживала о том, что он принес ужасную весть беспомощной старухе, другая с отстраненным удовлетворением наблюдала за предвестниками приступа: холодный обильный пот, судорожность дыхания, побледнение кожи.

Шишига покачнулась и сомкнула пальцы-крючья вокруг запястья Никиты.

– Вера Павловна, горе-то какое! – по-бабьи взвыл он.

Как вдруг крючья со страшной силой вцепились ему в ухо. Никита снова взвыл, теперь уже от боли, и рванулся, но не тут-то было. Приблизив страшное желтое лицо, старуха выдохнула, обдав его сигаретной вонью:

– Куда Марту дел, говнюк?

Мусин заверещал, забился, но Шишига дернула его так, что раздался хруст. «Оторвет!» Он был близок к тому, чтобы потерять сознание.

– Сомлеешь – ухо отрублю, – предупредила старуха, и у него не возникло сомнения, что она исполнит свою угрозу. – Я кому сказала, пошли!

На улице встречные провожали изумленными взглядами странную пару: бывшую директрису и белого как смерть парнишку, которого она куда-то волочила за багровое раздувшееся ухо.

Возле сарая они остановились.

– Тут она! – простонал Мусин.

– Отпирай!

Никита отодвинул засов, и Вера Павловна заглянула внутрь.

– Пусто. – Она обернулась к Никите, сощурив глаз. – Кто видел, что ты заманил ее сюда?

Железная хватка на мгновение ослабла. Мусин рванулся, рухнул на корточки, быстро отполз в сторону, вскочил и бросился бежать.

1

В то время как Марта расставляла на подоконнике шахматные фигуры, Валентина подошла к библиотеке, подергала двери и обнаружила, что они закрыты. «День перепутала», – подумала Валя и тут вспомнила, какое сегодня число.

Она растерянно села на ступеньки. Домой возвращаться не хотелось, гулять – тем более. Начнут глазеть, подходить с фальшивыми соболезнованиями или, что еще хуже, с искренними. Нырнуть бы от всеобщего любопытства в глубь собственного тела и не показываться, пока все не утихнет.

Инга Валерьевна за эти два дня совсем извелась, не понимая, в какой каталог занести свою подчиненную. К убийцам? К жертвам полицейского произвола? Она попробовала разговорить ее со своей обычной прямотой, граничащей с бесцеремонностью, но Валентина вдруг оскорбилась и дала отпор, оказавшийся для Инги Валерьевны и для нее самой полной неожиданностью.

«Будут еще приставать всякие, – сердито думала Валя, ковыряя носком ступеньку. – Она станет от меня откусывать по кусочку и мне же пенять, что мясо жирновато».

Девушка вздрогнула. Мысль была невозможной, как крейсер-авианосец в речном порту.

Если бы людей делили на классы в соответствии с их способностью оказывать сопротивление, Валя была бы отнесена к брюхоногим. В случае опасности она забивалась в ракушку и задраивала люк.

Теперь улитка выползла наружу и грозно поводила рожками.

«Это из-за смерти Тамары? – спросила себя Валя и сама ответила: – Дело не в ней».

Марта – вот кто всему причиной. Впервые в жизни Вале довелось защищать кого-то, кроме себя. Этот кто-то вовсе не был беспомощным; по той же классификации он тянул минимум на оцелота.

Но она осознала, что он совсем маленький оцелот. Оцелотик.

«Склонна к выдумкам», – пригвоздила Кира Михайловна.

Сейчас, когда Валю не подавлял авторитет Гурьяновой, она поразилась тому, как легко поверила в это.

Согласиться с тем, что Марта ей солгала? Ни черта они не понимают, ни Шишигина, ни Гурьянова! Это не она провела в Беловодье слишком мало времени, это они живут здесь слишком долго, их взгляд замылился; репутация Марты не дает им разглядеть правду.

Правда в том, что ее действительно пытались убить.

Валя решительно постучала в дверь шишигинского дома, и как только ей открыли, выпалила заготовленную фразу:

– Доброе утро, простите за раннее вторжение, но мне необходимо поговорить с Мартой!

И только тогда заметила, что со старухой что-то не в порядке.

– Кто там, Вера Павловна? – тревожно спросили из глубины комнаты, и за плечом Шишигиной выросла Гурьянова.

– Здрасьте, – опасливо сказала Валентина. – А где Марта?

Старуха прерывисто вздохнула.

– Марты нет.

– А где она? – Валя по-прежнему не понимала, что происходит.

– Мы не знаем… – выдавила Шишигина.

Девушка еще искала взглядом за их спинами всклокоченную рыжую голову, но внутри уже разрасталось предчувствие огромной беды.

– Где Марта? Куда вы ее дели?

Валя, набычившись, топталась на пороге, две женщины застыли в дверях, преграждая путь, – непонятно зачем, раз за ними никого не было, и вся интерлюдия выглядела нелепей некуда: как будто Валентина пришла втюхать им пылесосы какой-нибудь немыслимо дорогой марки и готовилась прорваться внутрь, чтобы напоказ пропылесосить диван, ковер и кота. Эта сцена была бы смешной, если бы не страшное напряжение, охватившее всех ее участников.

– Она пропала полтора часа назад…

– Что значит «пропала»? – крикнула Валя шепотом. – Тогда в полицию! Искать, везде объявить… Чего вы стоите? Кира Михайловна!

– Мы говорили с Павлюченко десять минут назад. Его подчиненные патрулируют город…

– …поскольку праздник, – проскрипела Шишигина.

– Вы сказали ему про похитителя? Про маньяка? Про отрезанные волосы?

Старуха сплюнула прямо на крыльцо. Валя испуганно уставилась на нее.

– У них уже есть труп! Они будут заниматься только им, а живые сами о себе позаботятся.

– Он так сказал?

– Нет, он сказал: «Прирежут – тогда поговорим».

Валя бессмысленно помотала головой из стороны в сторону, точно корова, пытающаяся сбросить со лба слепня.