двери, а у Миха сердце зашлось. Меркулов теперь тоже последнее хладнокровие потерял. Как ни старался храбриться, а кресло пальцами сжал. Раздался громкий стук, а после сразу скрип отворяемой двери — ее Витольд Львович нарочно не запер.

Зашли господа-полицейские внутрь. Помимо того, что сами с фонарями были (это Мих по отблескам, когда поднимались, понял), так и у них керосинку запалили для большего свету. Начались возня непонятная, шум передвигаемой мебели, ходьба.

Тут уже и титулярный советник на ноги поднялся, подошел к двери, Миху кивнул и револьвер в руки взял. Не скажи он о своем намерении орчуку прежде, так кинулся бы Бурдюков в ноги господину сейчас, креститься стал, просить не губить себя и его. Теперь лишь вздохнул судорожно и кивнул. Отворил дверь Меркулов, бесшумно на площадку выскользнул. Орчук — за ним. Шаг, два, три, четыре…

— Добрый вечер, господа.

Голос титулярного советника был негромок, но произвел должное впечатление. Все застыли в разных позах: Николай Соломонович — свернутый топчан отодвигая, Константин Никифорович — в вещах Меркулова копошась, Александр Александрович — спиной стоя и за всем наблюдая. Мгновение прошло — и в проеме хозяйской спальни показался третий полицмейстер, румяный Петр Андреевич, смущенно держа в руках смятую постель.

— Прошу вас не кричать, а слушать внимательно. В револьвере пять патронов, а вас всего четверо. Реакция у меня сами знаете какая, так что не советую рисковать. Если закончим разговор хорошо, то все уйдут отсюда своими ногами.

— Брешешь, черт, — негромко прорычал Константин Никифорович. — Аховмедец от тебя тоже своими ногами ушел?

— Давайте не будем препираться, — титулярный советник перевел револьвер на первого полицмейстера. — Времени не так много, поэтому надо все выяснить как можно скорее.

— А ведь я тебе поверил, — чуть не застонал Николай Соломонович.

— Ну, будет посыпать голову пеплом. Давайте уже говорить конструктивно. Петр Андреевич, возможно, мой вопрос покажется вам нелепым, но все же ответьте. Вы правда недавно выиграли в карты большую сумму?

— Да, правда.

— Я слышал, вы тогда играли среди коллег. Не скажете, кто там был?

— Ну, кто… Я, Константин Никифорович, Его превосходительство Александр Александрович, Серафим Лукич, из розыскного, несколько чинов из жандармского. А собственно…

— И дайте я угадаю… Александр Александрович крупно проигрался?

— Не так уж и крупно. Впрочем, к чему вы ведете?

— А вы, Николай Соломонович, — Меркулов не удостоил полицмейстера ответом, — месяца четыре назад были на приеме у его Императорского Высочества. Один?

— Один, — пробурчал «гусар».

— Александр Александрович же занемог в тот день.

— Занемог, — подтвердил Николай Соломонович.

— Куда ты клонишь? — сурово взметнулись брови обер-полицмейстера. Он даже сделал шаг вперед, но тут же замер, глядя на направленный в его сторону револьвер.

— Клоню я к тому, Александр Александрович, что именно вы и являетесь тайным осведомителем Черного и предателем короны. Вы прибыли сюда как раз после того, как я написал вам, что отправляюсь к великому князю, потому что знаю, кто стоит за ограблением музея и убийством Логофета. Что он вам сказал, господа? Будто некто написал анонимку на меня? Думаю, вроде некто из соседей. Видели, как я встречался с Черным, и теперь Его превосходительство вынужден обыскать мою квартиру — с вашей помощью, разумеется, — а после меня объявить в розыск. Так?

По удивленным лицам полицмейстеров Мих понял, что если и не подобным образом все было сказано, то очень близко к оному.

— Только, господа, не трудитесь, ничего вы здесь не найдете. Гоблинарское золото, которое должен был подложить Черный, здесь, — с этими словами Витольд Львович вытащил монеты, подобранные после гибели механоида, и выложил на стол. — Это должно было послужить доказательством моей виновности, только Черный не смог добраться до моей квартиры.

— Мальчишка несет какой-то вздор, — хмыкнул Александр Александрович.

Обер-полицмейстер обернулся к своим подчиненным, ища поддержки, но те внимательно смотрели на Витольда Львовича. Даже Константин Никифорович, протеже Его превосходительства, не посчитал нужным сказать ни слова.

— Если вы не против, я продолжу. На моем месте должен был оказаться первый полицмейстер — да-да, вы, Константин Никифорович. Именно для этого вас повысили, выдернули из Сундыри и приблизили к себе. Чтобы в определенный момент повести на заклание. Но вы сблизились с Павлом Мстиславовичем, его позже Александр Александрович тоже попытался вывести из игры. Хотя, прошу прощения, я довольно слаб в риторике, забежал вперед. Итак, по порядку… — Меркулов сделал паузу, будто ожидая возражений. Его превосходительство побагровел, однако сделать еще ничего не решался, а вот остальные точно были не против беседы. — Начнем с того, что Александр Александрович взял меня на место господина Дашкова после всем известного инцидента. А ведь после дуэли мне грозила высылка из Моршана, ведь вы знаете о моем отце, — голос Витольда Львовича дрогнул, но Меркулов продолжил: — Более того, по моей просьбе дал в помощники Михайлу Бурдюкова, вам известного. С чего такая доброта? Все очень просто, сына изменника и полукровку обвинить гораздо проще, чем полицмейстера, хоть и провинциального.

Константин Никифорович залился краской при своем упоминании. Вон чего, понял орчук, стыдится своего происхождения. С другой стороны, большая часть Моршана такими провинциалами усеяна, «выскочками», наверх пролезшими, у которых амбиций поболее всех столичных будет.

— Потом обер-полицмейстер поручил мне дело убиенного Рее Ол Дейна, зная, что убийство Логофета и ограбление связаны, потому что именно он стоит за ними. Минуту, минуту, — увидел он вновь открывшего рот Александра Александровича, — я не закончил. Таким образом, я вышел на дело о музее и похищенной святыне. Но я опять забегаю вперед.

— Витольд Львович, — Константин Никифорович спокойно обратился к титулярному советнику, — вы тут строите различные предположения и гипотезы, но так и не сказали, зачем это все Его превосходительству?

— Все очень просто. Александр Александрович — игрок, об этом вы все знаете сами. Причем весьма неудачливый. Первый раз он обмолвился об этом на приеме у великого князя, когда отнекивался от партии. Потом я узнал о недавнем выигрыше Петра Андреевича, который и вовсе не любит раскладывать карты. И один весьма влиятельный ростовщик рассказал мне по секрету, что Его превосходительство внезапно рассчитался по всем долгам.

— Большов! — гневно вскрикнул обер-полицмейстер, но тут же, поняв, что выдал себя, вновь замолчал.

— Прошу у вас прощения, Александр Александрович. Нечестная игра не в моих правилах, но