женщина рождена повелевать. Но царство темноволосой королевы давным-давно кануло в круговерти веков, оставив лишь горечь о потерянном величии.

– Меня зовут Лайош Шандор. А это – господин Гарольд Ла-Киш.

– Агата не могла отпереть калитку. Она никогда не нарушает распоряжений. Как вы сюда попали?

– Перелезли через забор.

– Я вызываю констеблей.

– Собственно, мы и есть представители закона, – заявил Шандор, на что сюретер, стоявший чуть позади него, едва слышно хмыкнул. – И если вы намерены вызвать констеблей, то потрудитесь сразу придумать для них объяснение, что вам понадобилось в подвале Роуз-Холла.

На лице женщины не дрогнула ни одна жилка, и голос её был всё таким же ровным, когда она заявила:

– Я вас не понимаю.

– Прекрасно понимаете. Шесть дней тому назад вы проникли в подвал соседей. Три дня спустя вы повторили попытку, и забыли запереть замок тем ключом, который есть у вас. Тем ключом, который вашей матери дал сам доктор Меершталь. Вы вернулись, потому что в первый раз не смогли отыскать вход в мастерскую доктора. Не смогли и во второй.

– Вы несёте чушь. Убирайтесь!

– Зато мы нашли этот вход.

– Неужели? – раздался откуда-то справа другой голос, дрожащий и надтреснутый, голос старой слабой женщины. Мужчины обернулись и попятились: из тёмного коридора на них надвигалось нечто.

Слышалось слабое посвистывание пара, выходящего из клапанов, и поскрипывание шарниров. Существо шагало медленно и тяжело, но уверенно, надвигаясь бесформенной массой. Наконец, оно вышло в лучше освещённый холл, и сыщик с сюретером увидели, что это сама Элоиза Остен.

На бывшей любовнице доктора Меершталя было одето что-то вроде доспехов, составленных из тонких трубочек, прутиков и сеточек, отливающих в свете газовых светильников зеленоватой бронзовой патиной. Странный костюм, похоже, удерживал немощное тело хозяйки Рэд-Мэннор в вертикальном положении, и отзывался на малейшие сигналы её мышц. Переплетение металлических деталей проходило по каждому суставу, каждой кости, и хотя под бронзой виднелась ткань вполне обыкновенного платья, у Лайоша появилось неприятное ощущение, что «доспех» чуть ли не сросся с живой плотью. «С доктора станется», – мелькнула у сыщика шальная мысль.

– И что же там, в мастерской? – поинтересовалась Элоиза таким спокойным тоном, словно все они были на светском приёме и беседовали о погоде.

– Те же ванны. Та же динамо-машина. Те же баллоны, чтобы помещённые в ваши адские купальни девушки до самого конца оставались в сознании, но совершенно беспомощными, – заговорил Шандор, скрещивая на груди руки. – Те же инструменты и реактивы, всё те же дневники доктора в сейфе за полкой. И та же шкатулка.

– Очень интересно, – заметила женщина, слегка прищурившись. Ла-Киш краем глаза следил за её дочерью: мадемуазель Остен только что спустилась на несколько ступенек, словно готовясь броситься на помощь матери.

– Мне непонятно только одно: зачем вам-то это понадобилось? Что за удовольствие вы получали от убийства невинных девушек?

– Не таких уж невинных, – равнодушно бросила хозяйка Рэд-Мэнор, поднимая правую руку и рассматривая бронзовые наконечники на своих пальцах. – Знаете, пришлось повозиться, прежде чем нашлась действительно невинная девушка, которая смогла стать материалом для этого, – она указала на себя и свой «доспех».

– «На огне котёл стоит…» – сообразил Лайош. Элиза фыркнула:

– Алоису никогда не давались стихи. Но он был гением в другой области.

– Мы в курсе, – подал голос Ла-Киш, продолжая краем глаза наблюдать за мадемуазель Остен.

– Но и этот, последний эксперимент, ему также не до конца удался, – сказал вдруг Шандор. – Иначе бы вы могли носить свой костюм и пользоваться полной свободой передвижений.

Старуха оскалила жёлтые, однако удивительно крепкие и ровные, зубы:

– Вы умны. Даже слишком. Что же касается вашего вопроса – я уже сказала, Алоис был гением в другой области. Но гениям нужен материал для работы. Вот и всё. Это не вопрос удовольствия, это лишь жертва на благо науки.

– Поэтому вы с ним развлекались прямо на лабораторном столе и верстаке? – презрительно бросил Лайош.

Взмах руки был едва уловимым, а удар – неожиданно сильным. Сыщика отбросило в одно из потёртых кресел, изношенная мебель жалобно крякнула и осела на подломившихся ножках. Взмах другой руки опрокинул навзничь бросившегося на помощь Ла-Киша, заставив сюретера проскользить на спине через весь холл, до арки коридора, противоположной той, из которой вышла Элиза.

– Чтоб меня… – пробормотал Лайош, поднимаясь на ноги и трогая разбитую губу, из которой на подбородок сбегала струйка крови. – Мадам, я не собираюсь с вами драться.

– Тем лучше, – бронзовый «доспех» надвинулся очень быстро, Шандор едва успел нырнуть в сторону, как запылённая крышка столика раскололась под ударом кулака.

– Мадам, не вынуждайте меня применять силу!

Ещё один удар пришёлся по перилам лестницы, вышибив пару балясин. Лайош, опять увернувшийся, пятился теперь к сидящему на полу и трясущему головой Ла-Кишу. Что-то, вращаясь, мелькнуло в воздухе и загрохотало по паркету – балясина, брошенная младшей Остен, разминулась с головой сыщика на считанные сантиметры.

Дочь старой ведьмы уже спустилась по лестнице, сжимая в руке вторую балясину, и теперь обходила их справа. Хозяйка дома приближалась слева.

– Наша смерть вам ровным счётом ничего не даст, – посчитал нужным предупредить их сыщик. – Шкатулка и дневники уже не в мастерской Меершталя.

– Наплевать, – от прежнего медлительного и тяжёлого шага не осталось и следа, Элиза Остен кинулась вперёд стремительно, будто была юной девушкой. Ла-Киш, успевший подняться на ноги, бросился в одну сторону, Лайош в другую. Сюретер на ходу взмахнул тростью, попав по руке старухи, но набалдашник со звоном отскочил от бронзового «доспеха». Хозяйка Рэд-Мэнор, в свою очередь, попыталась ещё раз достать кулаком Ла-Киша, но промахнулась, и только толкнула его плечом. Впрочем, этого хватило, чтобы мужчина с грохотом влетел спиной во входную дверь. За дверью послышались слабые постукивания и встревоженный голос служанки:

– Мадам! Что происходит? Мадам!

Шандор тем временем увернулся от первого удара балясиной, но получил второй в правое предплечье, и следом третий – в правое бедро. Выругавшись, сыщик перехватил руку мадемуазель Остен и резко вывернул её. Женщина вскрикнула, разжала пальцы и выпустила свое импровизированное оружие. Лайош с силой оттолкнул её от себя, пинком отправил в угол комнаты балясину и развернулся к Элизе Остен, вытаскивая из кобуры револьвер.

Старуху это ничуть не смутило: она мимоходом сорвала кусок перил и запустила им в сыщика, собиравшегося