совсем нагие, ничего на них не надето [зад не прикрыт], и жены бутовы нагими вырезаны, со срамом и с детьми. А перед бутом – бык огромный, из черного камня вырезан, и весь позолочен121. И целуют его в копыто, и сыплют на него цветы. И на бута сыплют цветы.

Индусы же не едят никакого мяса, ни говядины, ни баранины, ни курятины, ни рыбы, ни свинины, хотя свиней у них очень много. Едят же днем два раза, а ночью не едят, ни вина, ни сыты122 не пьют. А с бесерменами не пьют, не едят. А еда у них скудна. И друг с другом не пьют, не едят, даже с женой. А едят они рис, да кхичри с маслом, да травы разные едят, да варят их с маслом да с молоком, а едят все правой рукой, а левою не берут ничего. Ножа и ложки не знают. А в пути, чтоб кашу варить, каждый носит котелок. А от бесермен отворачиваются: не посмотрел бы кто из них в котелок или на кушанье. А если посмотрит бесерменин, – ту еду не едят. Потому иные едят, накрывшись платком123, чтобы никто не видел.

А молятся они на восток, как русские. Обе руки подымут высоко да кладут на темя, да ложатся ниц на землю, весь вытянется на земле – то их поклоны. А есть садятся – руки обмывают, да ноги, да и рот полощут. Бутханы же их без дверей, обращены на восток, и буты стоят лицом на восток. А кто у них умрет, тех сжигают да пепел сыплют в воду. А когда дитя родится, принимает муж, и имя сыну дает отец, а мать – дочери. Добронравия124 у них нет, и стыда не знают. А когда придет кто или уходит, кланяется по-монашески, обеими руками земли касается, и все молча.

В Нарват, к своему буту, ездят на Великий пост. Тут их Иерусалим; что для бесермен Мекка, для русских – Иерусалим, то для индусов Парват. И съезжаются все нагие, только повязка на бедрах, и женщины все нагие, только фата на бедрах, а иные все в фатах, да на шее жемчугу много, да яхонтов125, да на руках браслеты и перстни золотые. [Ей-богу!]. А внутрь, к бутхане, едут на быках, рога у каждого быка окованы медью, да на шее триста колокольцев, и копыта медью подкованы. И тех быков они называют ачче.

Индусы быка называют отцом, а корову – матерью. На помете их пекут хлеб и кушанья варят, а той золой знаки на лице, на лбу и по всему телу делают. В воскресенье и в понедельник едят они один раз на дню. В Индии же [гулящих женщин много и потому они дешевые: если имеешь с ней тесную связь, дай два житэля; хочешь свои деньги на ветер пустить – дай шесть житэлей. Так в сих местах заведено. А рабы и рабыни-наложницы дешевы: 4 фуны126 хороша, 5 фун хороша и черна; черная-пречерная амджик маленькая, хороша].

Из Парвата приехал я в Бидар за пятнадцать дней до бесерменского улу байрама127. А когда Пасха, праздник Воскресения Христова, не знаю; по приметам гадаю – наступает Пасха раньше бесерменского байрама на девять или десять дней128. А со мной нет ничего, ни одной книги; книги взял с собой на Руси, да когда меня пограбили, пропали книги, и не соблюсти мне обрядов веры христианской. Праздников христианских – ни Пасхи, ни Рождества Христова – не соблюдаю, по средам и пятницам не пощусь. И живя среди иноверных, [я молю бога, пусть он сохранит меня: «Господи боже, боже истинный, ты бог, бог великий, бог милосердный, бог милостивый, всемилостивейший и всемилосерднейший ты, господи боже]. Бог един, то царь славы, творец неба и земли».

А иду я на Русь129 [с думой: погибла вера моя, постился я бесерменским постом]. Месяц март прошел, начал я пост с бесерменами в воскресенье, постился месяц, ни мяса не ел, ничего скоромного, никакой еды бесерменской не принимал, а ел хлеб да воду два раза на дню [с женщиной не ложился я]. И молился я Христу вседержителю, кто сотворил небо и землю, а иного бога именем не призывал. [Господи боже, бог милостивый, бог милосердный, бог господь, бог великий], бог царь славы [бог зиждитель, бог всемилостивейший, – это все ты, о господи].

От Ормуза морем идти до Калхата130 десять дней, а от Калхата до Дега шесть дней и от Дега до Маската тоже шесть дней, а до Гуджарата десять дней131, от Гуджарата до Камбея четыре дня, а от Камбея до Чаула двенадцать дней, и от Чаула до Дабхола132 шесть дней. Дабхол же в Индостани пристань последняя бесерменская. А от Дабхола до Кожикоде133 двадцать пять дней пути, а от Кожикоде до Цейлона134 пятнадцать дней, а. от Цейлона до Шабата135 месяц идти, а от Шабата до Пегу136 двадцать дней, а от Пегу до Южного Китая137 месяц идти – морем весь тот путь. А от Южного Китая до Северного138 идти сухим путем шесть месяцев, а морем четыре дня идти. [Да устроит мне господь крышу над головой.]

Ормуз – пристань большая, со всего света люди тут бывают, всякий товар тут есть. Пошлина же большая, со всякого товара десятую часть берут.

Камбей – пристань всего Индийского моря. Делают тут на продажу алачи, да пестряди, да киндяки, да делают тут краску синюю, да родится тут лак, да сердолик, да соль139.

Дабхол – тоже пристань весьма большая, привозят сюда коней из Египта, из Аравии140 из Хорасана, из Туркестана, из Бендер-Ормуза. Отсюда ходят сухим путем до Бидара и до Гулбарги месяц.

И Кожикоде – пристань всего Индийского моря. Пройти мимо нее не дай бог никакому судну: кто ее пропустит, тот дальше по морю благополучно не пройдет141. А родится там перец, да имбирь, да цветы муската, да орех мускатный, да каланфур – корица, да гвоздика, коренья пряные142, да адряк, да всякого коренья родится там много. И все там дешево. [А рабы и рабыни многочисленны, хорошие и черные.]

А Цейлон – пристань немалая на Индийском море. И там на горе высокой лежит праотец Адам143. А около той горы добывают драгоценные камни – рубины, да фатисы, да агаты, да бинчаи, да хрусталь, да сумбаду144. Слоны там родятся, и цену им по росту дают, а девякуши на вес продают145.

А Шабатская пристань на Индийском море очень большая. Хорасанцам платят там жалованье по тенке146 на день, и большому и малому. А женится хорасанец, ему князь шабатский