Свидетелями чудес были люди незнатные — купцы, охотники и пастухи. Следовательно, делает вывод американская славистка Г. Ленхофф, изначально почитание страстотерпца имело «народный», низовой характер, причем полуязыческого свойства. Об этом будто бы говорит упоминание об огненном столпе: в нем есть отблеск огнепоклоннического культа. В сообщении «Сказания об убиении Бориса и Глеба» исследовательница усмотрела свидетельство, что церковные и светские власти поначалу не побеспокоились отыскать тело Глеба и прославить мученика; такое небрежение она объясняет сомнениями церковников и князя и его окружения в христианском характере чуда с огненным столпом. Но эта трактовка едва ли верна. Возможно, какие-то языческие представления в рассказах купцов, охотников и пастухов о чуде с огненным столпом действительно отразились, но текст «Сказания об убиении Бориса и Глеба» не дает для этого никаких оснований. Зато библейские истоки этого чуда несомненны: его прообразы обнаруживаются и в ветхозаветных сказаниях об ангеле, являющемся в виде столпа пламени, и о схождении небесного огня на угодную Богу жертву, и в новозаветном рассказе о сошествии Святого Духа в образе огненных языков на апостолов. Явление огненного столпа — чудо, многократно описываемое в житиях святых — как восточно-, так и западнохристианских[157]. Огненный столп, как и ангельское пение и чудесно возгорающиеся свечи, указывают на место, где убийцы оставили тело Глеба, как на сакральное пространство, подобное храмовому. И не более того. Упоминание о купцах, охотниках и пастухах — свидетелях чудес — имеет не фактический, но символический смысл и соотнесено с новозаветной историей рождения Христа, о котором ангел объявил другим «простецам» — пастухам. Между прочим, в кратком южнославянском житии Глеба прямо сказано, что тело святого отрока обрели пастухи. Небрежение же властей в отыскании тела Глеба сам составитель «Сказания…» объясняет тем, что еще не закончилась борьба Ярослава со Святополком. Кроме того, сообщение об отыскании тела Глеба построено по трафаретной житийной модели: тело святого, место погребение которого забыто, находят благодаря чудесным знакам.

В заботе Ярослава о погребении останков сводного брата не было ничего необычного: это деяние не говорит ни об особенной любви нового киевского властителя к убитым братьям, ни о намерении сразу же прославить их как мучеников. Тело Глеба, как и тело Бориса, было погребено не в Киеве, не в Десятинной церкви, где упокоились их отец и вероятная мать, а в Вышгороде. И не в самом храме Святого Василия, а всего лишь рядом с ним. Просто Рюриковичи в те времена считали христианское погребение умерших родичей своей обязанностью[158].

О дальнейшей судьбе мощей Бориса и Глеба и о чудесах, происходивших у гробниц братьев, повествуется в двух древнерусских письменных памятниках — известном нам «Чтении о Борисе и Глебе» Нестора и анонимном «Сказании о чудесах Романа и Давида», которое в большинстве списков следует за «Сказанием об убиении Бориса и Глеба», но отделено от него собственным заглавием, и в тексте которого братья обозначаются не княжими, а крестильными именами: Роман и Давид (в древнерусской огласовке — Давыд). Общепризнано, что в основе обоих текстов лежат так называемые Вышгородские записки — записи о перенесениях мощей и о чудесах, которые велись при храме (точнее, храмах, ибо мощи неоднократно переносились в новые церкви) — месте упокоения Бориса и Глеба. Но в обоих произведениях есть и ссылки на устные рассказы, причем в двух памятниках почти совпадают два сюжета: истории об освобождении узников из темницы по их молитвам Борису и Глебу. Но Нестор относит это чудо ко времени Ярослава Мудрого, а «Сказание о чудесах…» — к княжению в Киеве (с 1093 по 1113 год) Ярославова внука Святополка Изяславича и при этом ссылается на неких свидетелей чуда.

Существуют взаимоисключающие объяснения этого казуса: Нестор — автор «Чтения о Борисе и Глебе» следует за Вышгородскими записками, приурочивая эту историю к княжению Ярослава, а в «Сказании о чудесах…» записан рассказ о другом, похожем событии; по-другому Нестор, взяв сюжет из промежуточной, не окончательной версии «Сказания о чудесах…», перенес его из времен Святополка Изяславича в дни княжения Ярослава, стремясь обелить Святополка Изяславича, по вине которого оклеветанные узники оказались в темнице. Эти разноречия ученых-текстологов связаны с вопросом о времени создания двух памятников[159]. Однако, независимо от времени составления произведений и их взаимосвязей, оба текста обычно признаются вполне достоверными источниками по истории формирования культа Бориса и Глеба.

По сообщению «Сказания о чудесах Романа и Давида», Бог прославил чудесами место погребения братьев возле церкви Святого Василия и в народе стали почитать убитых: «Так как многие не знали, что в Вышгороде лежат святые мученики и страстотерпцы Христовы Роман и Давид, а Господь, не желая, чтобы такое сокровище в земле скрывалось, всем открыл его. Иногда в том месте, где они лежали, видели стоящий огненный столп, иногда же слышали поющих ангелов. И то слышав и видев, верующие люди, славя Бога, приходили и молились на месте этом. И пришельцы из других земель приходили. И одни верили, слышав это, а другие не верили, считая, что это ложь». Но сначала это почитание не было общепризнанным и распространенным, о чем свидетельствует рассказ о двух варягах, один из которых по неведению наступил на могилу братьев: «Однажды пришли варяги к тому месту, где лежали в земле святые. И когда один из них вступил на это место, тотчас вырвался из могилы огонь и опалил ноги его. И, соскочив, стал рассказывать о случившемся дружине и показал свои обожженные ноги. И с тех пор не осмеливались близко подходить, но со страхом поклонялись. И после этого, через несколько дней, загорелась церковь Святого Василия, около которой лежали святые».