Эмили встала в стойку и сделала выпад влево, но Жуков отреагировал быстро: он шагнул в одну сторону, затем в другую, уходя из-под удара клинка. Оружия у него не было, но Эмили заметила, что он рисует в воздухе какие-то символы.

На нее нахлынула волна тошноты.

Эмили споткнулась, пытаясь не согнуться пополам. В ее ушах зазвучал смех – ее смех, смех той Эмили, которой никогда не существовало, но которая могла бы существовать. Она услышала, как меч рассекает плоть, как захлебывается очередная жертва, горло которой ей на потеху только что перерезал ее коварный отец, придворный палач империи.

Эмили сжала раненую руку, и в голове прояснилось, но тошнота не отступила. Очередной выпад получился неуклюжим и не достиг своей цели. Жуков ушел от удара, вильнув в сторону, меч зацепил подол его шинели.

Развернувшись, он потянул подол на себя. Клинок запутался в толстой ткани. Эмили потащило вперед – рука, в которой она сжимала меч, оказалась в ловушке. Жуков снова повернулся, заставив ее вывернуть рабочую руку, и Эмили пришлось подчиниться ему, чтобы не сломать кисть.

Вскрикнув от боли, она тоже повернулась и упала на колени. Жуков оказался рядом с ней. Она чувствовала жар сияющих порченых амулетов и какой-то странный запах – запах старья и пыли, гнилых овощей и горелого мяса.

Она отпустила меч, но ее рука теперь тоже запуталась в складках шинели. Дернув ее на себя, она раненой рукой схватила Жукова. Клинок со звоном упал на пол.

Цепляясь за шинель противника, Эмили поднялась на ноги. Жуков был сильнее и крупнее нее, но и она была не слабачка. Она была бойцом. Большую часть жизни ее обучал лучший из лучших. Она умела обращать против соперника его же размеры и силу.

Но Жуков тоже был бойцом. Благодаря боли в раненой руке Эмили могла противостоять его ауре дезориентации, именно эта боль – эта рана – замедляла ее. Боль проясняла мысли, но в то же время отвлекала ее, ладонь жгло огнем, и Эмили разом лишилась и силы, и ловкости.

Драка превратилась в борьбу, противники сцепились на краю резервуара. Под распахнутой шинелью Жукова потрескивали горящие костяные амулеты. Теперь Эмили разглядела его старую одежду из зеленой кожи, потертую и грязную, изъеденную солью, ту, в которой долгие годы герой Тивии работал в шахтах.

Эмили толкнула Жукова к резервуару, и он зарычал, коснувшись пятками бортика. Императрица навалилась на него снова, но слишком поздно поняла, что у него есть преимущество. Он отклонился, используя бортик как рычаг, подался вперед и с силой оттолкнул Эмили. Она потеряла равновесие и упала навзничь, пытаясь нащупать хоть какую-нибудь опору.

Тут ее пальцы коснулись чего-то мягкого и теплого, рука провалилась в моток какого-то ворса.

Она приземлилась на копчик, и боль сверху донизу пронзила ее позвоночник и достигла кончиков пальцев. Она встряхнула головой и взглянула на зажатый в руке шарф. Рядом с ней описала широкий круг черная широкополая шляпа.

Жуков с ревом обрушился на нее, вытянув вперед руки. Его рот раскрылся нечеловечески широко. Эмили ахнула от удивления и ужаса, увидев почерневшую, растрескавшуюся кожу, тонкие сморщенные губы и черные зубы внутри искривившегося рта. Он был лыс, темная кожа на его черепе иссохла и натянулась. Теперь на нем оставались лишь очки – два огромных красных круга. Толстые кожаные ремешки, удерживающие их на месте, плотно обхватывали его голову и Эмили заметила, что ушей у него нет.

Ходячий труп, который прежде был героем Тивии, кричал на Эмили. Это был животный рев, жуткий вой. Жуков склонился над ней, нависая над ее горлом. Полы его шинели хлестали ее по лицу.

Протянув раненую руку, Эмили схватила ближайший порченый костяной амулет. Тот задымился и зашипел, пропитавшись ее кровью. Эмили закричала и дернула его на себя. Нитки лопнули, он оторвался от шинели, тут же остыл и обратился в уголь на ладони императрицы.

Жуков покачнулся. Его черная пасть от неожиданности раскрылась еще шире. Руки, тянувшиеся к горлу Эмили, замерли на полпути. Жуков злобно заворчал и сжал кулаки.

На Эмили обрушилась дурнота, которая почти физически ударила ей в голову, подобно несущемуся на полной скорости экипажу. Бойня как будто развернулась на все триста шестьдесят градусов, и Эмили почувствовала, что падает – падает с большой, огромной высоты.

Она моргнула и подняла глаза. Голова гудела. Она увидела Жукова – много Жуковых. Его образ двоился, троился, множился бесчисленное количество раз и кружился, словно она смотрела в калейдоскоп. Его аура дезориентации работала на полную, костяные амулеты были охвачены маленькими язычками голубого пламени, шинель дымилась.

Прищурившись, Эмили попыталась остановить вращение мира. Она заметила, что один из амулетов сияет ярче остальных. Он раскалился докрасна, потом и добела. Этот амулет Жуков использовал особенно активно. Именно он даровал ему силу дезориентировать противника.

Эмили закрыла глаза и рванулась к нему. Она почувствовала, как всем телом врезалась в нечто мягкое и обволакивающее. Ей стало жарко, амулеты, как раскаленная галька, обожгли ей лицо. Она упала на живот, покатилась по полу и остановилась только у стены бойни.

Ее раненую руку снова пронзила боль. Морщась, Эмили невольно сжала предмет, лежащий у нее на ладони. Он уже остыл и треснул, а под давлением и вовсе раскрошился, легкий и хрупкий, как мертвое сухое дерево.

Обернувшись, Эмили увидела, как кто-то поднялся с пола, размял плечи и шею, наклонился и поднял сложенный клинок. Плотно обхватив рукоятку, он поднял руку, клинок щелкнул, направленный в сторону Жукова.

Это был Корво Аттано. Лорд-защитник.

Отец императрицы Островов.

Амулет дезориентации был разрушен, наваждение рассеялось. Корво освободился от его чар и выступил навстречу врагу.

– Это конец истории героя Тивии, – сказал он.

Жуков рассмеялся в ответ. Широко раскинув руки, он поклонился противнику.

А затем повернулся к нему спиной и побежал к зеркалу.

Эмили поднялась на ноги, ухватившись здоровой рукой за тяжелую цепь, висящую у нее над головой. Она посмотрела вверх. При помощи нескольких блоков цепь соединялась с другими цепями, свисающими с потолка, на которых держался подъемный механизм.