Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У папы сорок кардиналов, армия епископов и аббатов, почему же он делает тебя, испанца, своим посланником?
— Чтобы оценить мое мужество и стремление служить господу перед тем, как послать меня в мою страну, где меня ожидает выполнение задачи еще большей важности. По крайней мере я так думаю. Королева Изабелла Кастильская обеспокоена беспорядками, которые творят в ее стране иудеи, а также обращенные, и через меня она просила о помощи его святейшество, который желает ей добра.
Саркастическая улыбка скривила большой рот Лоренцо и приблизила его длинный нос к подбородку.
— Мне кажется, у королевы Изабеллы есть более важные поводы для беспокойства, чем состояние церкви? Получив корону в декабре прошлого года против воли половины своих грандов, она не сочла нужным поделить власть со своим супругом, принцем Фердинандом Арагонским. Теперь она находится в состоянии войны с королем Португалии Альфонсом V, который женился на дочери — говорят, внебрачной — покойного короля Кастилии Генриха IV, которому Изабелла приходится лишь сестрой. Ты видишь, я в курсе этих событий, а также всего, что происходит в Европе.
— Я предполагаю, что у тебя есть соглядатаи повсюду, но они тебя плохо информируют. Королева Изабелла ставит господа превыше всего. Во имя господа она хочет отвоевать вновь все, что находится под черными когтями мавра, и намеревается установить в своих королевствах святую инквизицию…
— А ты бы хотел встать во главе ее! Я согласен, что ты создан для этого… Но Флоренции не нужен великий инквизитор.
Поэтому, фра Игнасио, прошу тебя не вмешиваться в наши дела… а еще лучше — вернуться в Рим. Я дам тебе для папы письмо, подтверждающее твое усердие и твои выдающиеся способности.
— Я уеду, когда дочь неблагочестия предстанет перед божьим судом, на что она дала свое согласие. Прикажи обыскать весь город — улицу за улицей, дом за домом… не пропуская дома твоих друзей… и твое собственное жилище! Найди ее, и я буду удовлетворен… на время. Только церковь знает, как надо обходиться с подобными существами.
— С существами или с их состояниями? — с иронией уточнил Лоренцо.
— Мое одеяние должно бы избавить меня от подобных намеков. Что для меня ее богатство?
— Что касается тебя, я хотел бы тебе верить, но зато оно очень интересует близкого друга нашего святого отца, некоего Франческо Пацци.
— Я не знаю этого человека.
— Тем лучше для тебя. Как бы то ни было… в случае, если ты его когда-нибудь встретишь, передай ему, что наследство Бельтрами никогда не обогатит семью Пацци. Найдут ли Фьору или нет!
— Донна Иеронима имеет все права! — со злобой воскликнул монах, позабыв о своем благочестии.
— Донна Фьора была удочерена официально. Может быть, по подложному документу, там есть один спорный момент, который придется долго обсуждать и который, может быть, никогда не будет решен. А пока банк Медичи будет заботиться о сохранении и приумножении этого состояния. Под контролем Сеньории, разумеется, — добавил Лоренцо с улыбкой, которую непредубежденный наблюдатель, может быть, назвал бы дьявольской.
Но смотреть на лицо фра Игнасио было еще неприятнее.
Лицо его пожелтело, как если бы желчь, покинув свои естественные пути, попала в кровь. Его глаза пылали злобой, и, подняв к небу свою худую руку, которую обнажил широкий рукав, он произнес:
— Остерегайся злоупотребить терпением господа, Медичи!
Однажды…
Появление на сцене Деметриоса остановило его на полуслове. Грек подумал, что его прибытие, может быть, избавит Лоренцо от испанского монаха, и он решился покинуть свое укрытие под статуей Марсия. По улыбке Лоренцо он понял, что рассчитал правильно.
— Мне сказали, сеньор, что ты меня искал? Ты заболел? — Затем с церемонным поклоном обратился к монаху:
— Прости меня, что я тебя прервал, святой человек. В этом надо усмотреть только мое желание скорее помочь страждущему.
Так ты говорил?..
Фра Игнасио опустил грозящий перст и спрятал руки в широкие рукава. Обернувшись на выскочку, взгляд его принял твердость гранита, и он бросил с презрительной гримасой:
— Когда-нибудь гром поразит это гнездо еретиков! Как ты, колдун, опора сатаны, осмеливаешься заговаривать со служителем господа? Назад! Одно твое дыхание уже отравляет воздух…
— Кто себя здесь неловко чувствует, тому и удаляться, — Произнес спокойно Лоренцо. — Я прощаюсь с тобой, фра Игнасио!
Доминиканец удалился, не простившись, посылая проклятия сквозь сжатые зубы. Двое оставшихся мужчин смотрели, как он прошел сначала через колоннаду, а затем и через въездные ворота дворца.
— Мерзкий ворон! Что ему здесь понадобилось? — пробормотал Деметриос.
Лоренцо рассмеялся молодым, веселым и очень звучным смехом, от которого вспорхнули два сизых голубка, сидевших на плече Юдифи.
— Ну Деметриос! Ты это знаешь не хуже меня. Думаешь, я не заметил тебя, когда ты спрятался за статуей Марсия?
Впрочем, ты правильно поступил.
Оторвавшись наконец от постамента, он поправил кожаный пояс, поддерживавший тяжелые складки его платья из коричневого бархата, украшенного полосой куньего меха, и взял врача под руку:
— Вернемся во дворец, мой друг. Этот монах испортил очарование сада. Пройдем в мой кабинет…
Они поднялись по крутой лестнице, которая вела на второй этаж. Лоренцо шел, не говоря ни слова, глядя себе под ноги.
Врач, уважая его молчание, догадывался отчасти, какие мысли зарождались под этим широким умным лбом.
Они прошли через приемные покои, наполненные произведениями искусства, украшенные драгоценными гобеленами и красочными коврами, привезенными из далеких восточных стран, и вошли наконец в большую комнату, вдоль стен которой стояли дубовые шкафы. Некоторые из них были открыты, что позволяло видеть на их полках многочисленные книги в переплетах из бархата или испанской кожи и все богато украшенные.
Небольшого роста человек, средних лет, в очках, сползших на кончик носа, работал перед одним из шкафов, сидя за инкрустированным столом. Он поднял глаза на вошедших, улыбнулся и хотел встать, но Лоренцо придержал его за плечо и не дал ему подняться.
— Останься, Марсилио! Я принимаю скорее друга, чем врача, и твои знания нам могут пригодиться.
— Я весь к вашим услугам, — произнес человечек и сел.
Марсилио Фичино — последователь философского учения Платона, врач и каноник церкви Сан-Лоренцо — сочетал эти три должности оригинальным способом: жил как сибарит, предоставив другим заниматься медициной, проповедовал Платона с кафедры церкви и был одним из самых близких людей, с которыми Лоренцо Великолепный делил трапезу.
Лоренцо присел к столу, на котором сверкала необычная ваза, высеченная из огромного аметиста и украшенная жемчугом. Он по-прежнему молчал, и Деметриос отметил его усталый вид,
