— Как же вы создаете пары? Как живете, на что полагаетесь при принятии решений?

— Как я уже говорил, ценность эмоций сильно переоценена. Для вас, людей, из-за вашей скоротечности жизни, вероятно, они необходимы. Но когда ты живешь тысячелетия, приходится полагаться на нечто более надежное, чем собственные чувства. Как я уже говорил: из-за возможностей моей расы, каждый представитель обязан соответствовать и следовать строгому своду правил, который разрабатывался не одним поколением, методом проб и ошибок. Он — идеален и в нем найдутся решения на любые жизненные вопросы. Таким, как я, приходится следовать строгому своду правил и своеобразному кодексу чести. Никто и никогда его не нарушит. Так же и с парами. Обычно это лишь необходимость и браки заключаются по договоренности, но даже это делается крайне редко.

— Почему? — нахмурилась я. — Разве вы не заинтересованы в том, чтобы ваша раса размножалась?

— Не каждая женщина желает умереть в родах, что случается до печального регулярно. Не умрешь в родах, вероятно, породишь слабое потомство, от которого закон потребует избавляться. Что там, что там, перспективы для женщин нерадостные, — вновь пожал он плечами, а голос был безразличным, но я смогла уловить отголосок чего-то мрачного, холодного… Возможно мне лишь показалось. — Отсюда еще одна необходимость отказаться от эмоций, так как мужчинам было бы мучительно больно лишаться любимой и спокойно воспитывать причину этой потери. Матерям же было бы невыносимо приносить своего ребенка в жертву. В моей расе пары не создаются до тех пор, пока не будет подтверждена полная потеря эмоций. До тех пор браки запрещены, кроме редких исключений.

— О каких исключениях ты говоришь?

— Нерадостных, — холодно отрезал он. — Бывали случаи, когда высшие вступали в брак слишком рано и с девственницами, что у нас совершенно неприемлемо. Мужчина теряет контроль. Чем сильнее магия, тем страшнее потребность. Неподготовленные и недостаточно сильные женщины погибают. Мужчины следуют за ними от горя от содеянного, когда приходят в себя и обнаруживают на руках бездыханное и измученное тело своей любимой. Даже если мужчина находит в себе силы сохранить жизнь, долго не живет, так как смерть высшей приравнивается к особо тяжкому преступлению. Наказание — особо жестокая смерть в назидание остальным.

— Это дикость… — пораженно прошептала я, пытаясь осмыслить услышанное, и едва не треснула себя по губам, так как произносить подобного вслух не желала. Но не сдержалась. Напряглась, ожидая наказания… но его не было.

— Я знаю… — произнес Ян, неожиданно соглашаясь с моим мнением относительно традиций и законов его отвратительного мира. — В этом и заключалась моя ошибка, — на выдохе признался Ян, на мгновение сжимая меня в объятьях сильнее. — Средний возраст, когда высший должен избавиться от эмоционального багажа — три сотни лет. Я прожил чуть больше четырех под опекой Доминика… и был далек даже от мыслей что-то менять. И это послужило катализатором событий, которые привели меня к тому, что я имею сейчас.

— Как так вышло?

— Доминик, помимо своего нестандартного мышления, имел свои взгляды на политику и традиции высших. Они разительно отличались от общепринятых, навязанных советом. Но, так как Дом в основном отсутствовал и не мешал управлению народом, его не трогали, полагая, что лучше не провоцировать. Все прекрасно понимали, что, несмотря ни на что, Дом — опасен. Я же стал тем самым рычагом давления, который пригодился, чтобы управлять Домиником. Я со своими особенностями представлял серьезную угрозу. Я был ошибкой, дефектным: с эмоциями и слабым магическим потенциалом, который Дом все же развил у меня несмотря ни на что. Доминик должен был занять управление по праву, в чем ему долго отказывали под разными предлогами из-за его особенностей и политического взгляда. Полагаю, ему поставили условие: моя жизнь, или пост главы совета.

— И он выбрал третий вариант? — тихо предположила я.

— Верно, — согласился Ян. — Вряд ли совет остался доволен, что имело свои последствия. Законам должны следовать все, Дом — в том числе. Моим заточением в этом мире он обезопасил меня, но главой совета ему более не бывать.

— И он сделал это ради тебя?

— Сомневаюсь, — зло засмеялся Ян, отчего у меня нервные мурашки пробежались по коже. Не обнимай он меня так крепко, полагаю, сейчас я бы попыталась спрятать под одеялом. — В чем я уверился за долгие годы нашего проживания под одной крышей — этот ублюдок не способен на эмоции и привязанность. Только чистый расчет. То, что неоспоримо можно про него сказать — Доминик никого никогда не любил и им движут совершенно не эмоции, которых у него, совершенно точно, нет и быть не может. Им движет даже не безумство, что можно было бы подумать, ведь все его действия хаотичны и нелогичны на первый взгляд. Но я… я знаю то, чего, вероятно, не знает о нем никто, так как никого он к себе близко не подпускал. На каждое действие у него свой расчет. Он ведет свои тонкие, многоходовые и долгосрочные игры, которые понятны лишь ему одному. И, знаешь что? Он всегда побеждает.

— Но что может означать его поступок со спасением твоей жизни и отказом от места в совете? С его амбициями и бездушностью он был обязан выбрать именно пост.

— Я не знаю его конечной цели, но то, что я — часть его головоломки не вызывает сомнений. Теперь, когда я могу посмотреть на ситуацию со стороны, мне это очевидно. Начиная с его появления на том совете, когда он помешал моей смерти, и заканчивая моим рабством у Улссона.

— О чем ты? — отстранилась я, чтобы посмотреть в его лицо. — И как он смог устроить твое рабство, ведь предок Улссона, с твоих слов, призвал тебя?

— Чтобы поработить одного из высших, нужно знать их самую большую слабость.

— Какую?

— Имя, — слабо улыбнулся Ян, пока я пораженно хлопала ресницами. — Настоящее имя, Тори, данное при рождении и имеющее большое значение в жизни высших. Так что можешь прекратить придумывать коварные планы с моей эксплуатацией.

— Так, «Демьян» — не твое настоящее имя? — с потерянным видом переспросила я.

— Настоящее. Но не главное. То, первое, знают лишь несколько существ помимо меня: мои настоящие родители, которые отреклись от меня, чем потеряли силу влияния; опекун — Доминик, и, конечно же, Улссон. Узнав мое настоящее имя, он обрел власть надо мной. И это имя он мог узнать лишь из одного источника, — подвел Ян итог. — Ко всему прочему, за несколько секунд до того, как меня выбросило из моего дома в этот мир, Доминик произнес мне в напутствие фразу, которую я тогда не понял. Он сказал: «Ищи свое спасение в королеве», — произнес маг то, что заставило меня пораженно замереть и изумленно, даже испуганно расширить глаза. — Он все спланировал, — подтвердил Ян мои мысли. — Остается понять, для чего ему все это нужно…

С тех пор прошло три дня, за которые следующим пунктом развлечений гостей стала охота. И, да, я тоже была вынуждена ехать вместе со всеми. Хоть охоту в прошлом любила, в моих новых реалиях я бы предпочла остаться во дворце. Хотя бы потому, что жить мне полагалось в полевых условия в компании СУПРУГА! Да, в одном шатре с одной постелью!