— Дура. Я выиграл. Я отобрал у тебя приз — который ты уже считала своим.

Тьма взвыла со злости. Цепь в моих руках начала истаивать. Отчаянно закричал Джонатан. Я понял, что жить мне осталось считанные секунды. Но умирать на коленях не собирался.

Пока могу дышать — я буду бороться. До последнего вздоха. До последнего мига…

Я не сразу понял, что произошло. Отчего вдруг стало так светло. А потом понял, что это снова сияет цепь.

Рядом со мной стоял Жорж Юсупов. Сабли у него больше не было. Он держался за цепь голой рукой — украшенной раскаленным металлом. И цепь наливалась светом.

— Я не знаю, что нужно делать, — проговорил Жорж. — Но надеюсь, что так — правильно.

В глазницах у него ещё плескалась Тьма. Но её становилось всё меньше. А я почувствовал, как в меня полилась энергия. Таким мощным потоком, что закружилась голова.

Объяснять что-то Жоржу не было ни сил, ни времени. Да к тому же я сам пока толком не понимал, что происходит. Выручили рефлексы Капитана Чейна: получил подкрепление — бросай его в бой. Что это, откуда — разбираться будешь после.

Я открылся так широко, как мог. И направил энергию в Свет. Виток цепи охватил Тьму.

Тьма отчаянно взвыла.

Ещё один виток.

Ещё!

Вой перешёл в визг. Энергия текла сквозь меня широкой полноводной рекой. Все мои силы уходили на то, чтобы устоять на ногах, не упасть под её напором. А Жорж Юсупов корчился так, будто его рвали изнутри на части.

За цепь он взялся правой рукой. Сейчас левой вцепился в правую — словно не позволяя самому себе разжать пальцы.

— Держись! — крикнул я. — Не сдавайся!

Жорж упал на колени, лицом вниз, но цепь не выпустил. Так и держался за неё.

Я накинул на Тьму последний виток и рванул изо всех сил.

Руки обожгло. Впереди полыхнуло. То, что когда-то, в прошлой жизни, было круглой площадкой и древним амфитеатром, брызнуло миллионом каменных осколков. Я едва успел прикрыть голову.

Вспоминая впоследствии, как всё было, засомневался — не почудилось ли? Будто в тот момент я явственно увидел, как над бесчувственным телом Жоржа взметнулось облачко Тьмы. Так, словно исторглось у него изнутри. А то, что было Тьмой, осыпалось прахом на каменные осколки.

Взметнулась туча пыли. Я сморгнул и закашлялся. А когда открыл глаза, не увидел уже ни облачка, ни праха.

— Государю императору — ура! — донеслось откуда-то сверху.

Это Джонатан Ливингстон торжествующе взмыл в чистое звёздное небо.

* * *

Когда тебя будят среди ночи, это редко означает что-то хорошее. Разве что если будит лежащая рядом девушка при помощи поцелуев. Но — увы — Света спала на чердаке. Когда всё закончилось, мы обсудили этот вопрос с очнувшимся Калиновским. Он и Платон, самые сильные маги, пришли в себя раньше всех. Решили, что так оно будет спокойнее. Пока. О переводе Светы на легальное положение подумаем позже.

Калиновский сотворил портал, они с Платоном забрали с собой Свету и бесчувственных близняшек. Калиновский заверил, что опасности от них ждать больше не приходится. Жоржа увёз появившийся вскоре Витман.

Остаток той ночи я провёл на ногах и на следующую от души надеялся выспаться. Но меня разбудил вкрадчивый стук в дверь. Так стучат, когда не хотят, чтобы услышал кто-то посторонний.

Подобная предосторожность здесь, на жилом этаже, могла бы казаться нелепой. Когда нет толком никаких стен, в соседней комнате каждый звук слышен так же хорошо, как и в той, куда стучат. Но тот, кто стучал, явно понимал, что сон курсантов в это время суток весьма крепок, а я — я услышу и не стану зевать, тереть глаза и пытаться понять, где я и что со мной. Я просто встану, натяну штаны и подойду к двери. Держась так, чтобы не попасть под потенциальный выстрел.

Я посмотрел на Джонатана, который нахохлился, сидя на подоконнике. Никаких признаков беспокойства. Вот так начну во всём доверять чайке — и расслаблюсь абсолютно, эх…

Но, впрочем, какие могут быть опасности здесь и сейчас? Любые, конечно, но давайте откровенно: если бы меня пришли убивать, то стучать в эту коробку с открытым верхом уж точно бы не стали.

Жоржа увезли в Тайную канцелярию. Он теперь, по всей вероятности, сгниёт где-то в недрах новой лаборатории. А больше у меня в академии врагов нет. По крайней мере, таких, о которых следовало бы думать дольше трёх секунд за всю жизнь.

Я взялся за ручку двери и резко открыл её, готовый увидеть кого-то из курсантов. Возможно, Бориса, которому приспичило пооткровенничать среди ночи.

Не угадал. На пороге стоял Гаврила с круглыми глазами.

— Тебе чего? — спросил я, машинально выставив глушилку. — Да не шепчи ты, говори нормально.

— Так, это… К телефону, ваше сиятельство.

— Сейчас? — Я мысленно выругался. — Господи… Витман что, совсем день с ночью перепутал? Это ведь не новый прорыв — иначе он бы вывалился сюда из портала и перебудил всю академию. Что тогда?

— Барышня спрашивают, — внёс уточнение дядька.

— Барышня? — совсем растерялся я.

— Очень грустные. Представились Кристиной Дмитриевной. Попросили более никого не беспокоить.

Секунду спустя я уже шагал по коридору, застёгивая китель на голое тело.

Гаврила обслуживал наш, мужской этаж, с курсантками пересекался мало. Соответственно, не запоминал их ни в лицо, ни по имени. Особенно тех, что исчезли после первого курса. И Кристина была для него просто незнакомой барышней. Которая позвонила среди ночи и затребовала Барятинского.

Всё, что поняли Гаврила и тот мужик, что дежурил у телефонной будки — если провернуть всё, как надо, можно получить хорошие чаевые. И я их не разочаровал. Деньги нашлись в кармане кителя, мужики, судя по всему, остались довольны. А я ввалился в будку и поднёс к уху снятую трубку, одновременно выставив глушилку.

— Слушаю!

Вздох. Негромкий, прерывистый. Так дышат, когда плачут или сдерживают стон боли.

— Кристина? — Я сжал трубку. — Ты как?

— Плохо. — Голос я узнал, и звучал он действительно плохо, как будто из загробного мира. — Всё очень плохо, Костя. Я… не справилась.

Твою мать… Я зажмурился. «Не справилась» в нашем деле могло означать лишь одно.

— Что случилось? — спросил я всё-таки.

— Был прорыв.

— Так.

— Страшный. Видимо, один из