Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Клер вздрогнула от неожиданности:
– Что?! Кристиан встречается с Роландой?
– А ты и не знала? Нет, серьезно? Тогда извини, я очень сожалею, что проговорилась. Я была уверена, что тебе это известно, ведь он и не думает скрываться. Как-то я зашла повидать Роланду в отель «Мёрис», где она остановилась на четыре месяца, и застала там Кристиана – он расположился у нее в номере, как у себя дома: со своим кофе, медом и красными розами. В тот день он преподнес ей чудесное издание «Мерлина и Вивианы» с иллюстрациями Дали. И Роланда читала ему вслух. Да-да, лапочка, трудно поверить, но это чистая правда! Роланда читала ему вслух, старательно, как школьница, «Надгробные речи» Боссюэ.[103]Ну, как тебе это нравится?!
– А где же Кристиан познакомился с Роландой?
– Да он сто лет с ней знаком, ты же знаешь. Прежде он встречал ее у Эдме Ларивьер и у меня.
– И как же он теперь ее отыскал?
– Вот чего не знаю, того не знаю, – ответила Сибилла. – Но, судя по характеру Роланды, могу допустить, что это она проявила инициативу.
– Ну, хватит с меня! – злобно воскликнула Клер. – Почему эта женщина меня преследует? Сначала она отняла у меня Альбера, а теперь хочет отбить Кристиана?
– Послушай, Мелизанда, будь справедлива. Роланда никогда не ссорила тебя с патроном. Патрон вернулся к ней только потому, что ты сама от него отступилась. Что касается твоего поэта, я уж не знаю, чем она его взяла. Но самое непостижимое – это то, что она совсем не стареет. Впрочем, и о тебе, моя лапочка, этого тоже не скажешь. Вот у меня уже и морщинки вокруг глаз появились, а вы обе выглядите замечательно.
– Особенно я! – с горечью отозвалась Клер. – Да у меня сердце дряхлой старухи.
На самом же деле Роланда с извращенным злорадством узнала от Роже Мартена о том, что брак Клер и Кристиана «дал трещину», и сочла, что будет очень пикантно одержать вторую победу над Клер. Кристиан был знаменит и, следовательно, представлял собой завидную добычу. Она подстроила встречу с Кристианом в доме Ванды Неджанин, где Клер никогда не бывала, и под тем предлогом, что на улице бушует гроза, привезла его с Монпарнаса домой в своей машине. Потом пригласила заходить к ней в отель «Мёрис». В других обстоятельствах Кристиан, вероятно, и поколебался бы. Но с тех пор, как его терзала домашняя эриния, ему было необходимо обрести уверенность в себе, а Роланда, как никакая другая женщина, обладала умением хвалить мужчин без зазрения совести.
– Милый Кристиан, – сюсюкала она, – как я рада видеть вас у себя, наедине со мной. Я обожаю ваши книги! Вот уже десять лет, как я мечтаю узнать вас поближе, чтобы послушать рассказы о вашем творчестве. Но я не осмеливалась… ваша жена так пугает меня. Да-да, уверяю вас, я очень боюсь Клер. Она меня не любит… ах, совсем не любит, и я не могу ее упрекнуть в этом. Бедная крошка когда-то попыталась отбить у меня мужчину и потерпела поражение. Поэтому она до сих пор злится на меня, и это вполне естественно. Но давайте не будем говорить о Клер. Ведь меня интересуете только вы. Каковы ваши дальнейшие замыслы? Над чем вы сейчас работаете?
– Над несколькими эссе.
– Какая прекрасная мысль! Я обожаю эссе! И о чем же они? Расскажите, прошу вас. Мне не терпится узнать!
И Кристиан несказанно наслаждался трогательным вниманием слушательницы и соблазнительной доступностью женщины.
Франсуа Ларивьер пришел к Клер, чтобы от имени Ларрака обсудить с ней будущее Берти, и она пожаловалась ему на Роланду, сердито сказав:
– Когда-нибудь я ей выскажу прямо в глаза все, что я о ней думаю. Почему она так упорно старается разрушить мое счастье и в первом, и во втором браке? Что я ей такого сделала? Пускай спит, если уж ей так неймется, со всеми мужчинами Франции и Польши, но я хочу, чтобы она оставила в покое моего мужа!
Помолчав, Ларивьер сказал:
– Послушайте, Клер, честно говоря, мне трудно вам сочувствовать. Роланда не отбивает у вас мужей: вы сами их ей отдаете. Если кто-то и посягает на ваше счастье, то это вы, и никто больше. Чего вы желаете? Когда-то вы были замужем за человеком в своем роде выдающимся и оттолкнули его своей холодностью. И не убеждайте себя, что он вас бросил бы, даже если бы вы не выказали ему отвращения. Патрон и сейчас отзывается о вас с восхищением и уважением.
– Ах, мне тоже случается сожалеть об этом, – ответила Клер. – Как-то вечером, когда у нас ужинали члены франко-американского комитета, я слушала речь Альбера и была поражена его острым аналитическим умом и странной красотой его глаз.
– Да, милая Клер, но теперь вы признаёте ценность этих достоинств лишь потому, что потеряли их. Позвольте же дать вам совет. Вы разбили свой первый брак, но вам необыкновенно повезло со вторым – совсем другим, но таким же блестящим. Все женщины мечтают отнять у вас Кристиана Менетрие. Так не отдавайте его им, иначе вам еще раз придется горько пожалеть об этом.
Клер подалась к Франсуа, глядя на него горящими глазами:
– То, что вы сказали, я и сама твержу себе каждый день! Я хотела бы переделать себя, но как?
– Это можете сделать только вы одна. Я думаю, вам следовало бы отказаться от грез – сверхчеловеческих и нечеловеческих – и попытаться терпеливо строить простое человеческое счастье. Видите ли, жизнь, несмотря на свою кажущуюся сложность, очень проста. Иногда достаточно расхрабриться и резко повернуть руль. Судно может опрокинуться, а может и остаться на плаву. Во всяком случае, для вас настало время принять героические меры для своего спасения.
Ларивьер ушел, а Клер еще долго размышляла над сказанным. «Он прав, – думала она, – я просто обезумела. Бог дал мне все, о чем можно мечтать, а я все испортила. Теперь нужно спасти то, что еще может быть спасено. Я должна любыми средствами избавиться от того, что Маролль называет „механизмом саморазрушения“. Мой злейший враг – я сама. Но теперь кончено. Я не позволю Кристиану, которого люблю, которого боготворю, бросить меня ради какой-то Роланды».
И Клер, словно очнувшись от долгого похмелья, начала хладнокровно, методично раздумывать над планом кампании: «Прежде всего, никаких упреков, которые могут толкнуть моего бедного Кристиана, в том состоянии, до которого я его довела, на разрыв. Может быть, мне даже лучше уехать из Парижа, серьезно проанализировать свои чувства, восстановить прежнее душевное равновесие, вернуться успокоенной и снова завладеть им. Правда, уехать – значит оставить поле сражения Роланде. Ну и пусть! По возвращении я уж как-нибудь заставлю его забыть о ней».