богини милосердия и супруги Митренора. Одну руку со сложенной чашечкой ладонью она с надеждой протягивала к морю, а другую прижимала к груди. Это к ней обращались с молитвами о пропавших моряках. Она хранила верность Митренору, скольким бы нимфам и дочерям человеческим он ни оставил ублюдков, и единственной ее наградой было то, что иногда, только иногда, он проявлял милосердие и доброту. Если нужно было обмануть его, она не считала, что это ниже ее достоинства. «Ты хочешь утопить свою собственную плоть?» – вопрошала Кассия, удерживая его руку с плетью, занесенной над готовым опрокинуться кораблем. «Это что еще за шутки? – удивлялся Митренор. – Моя плоть священна и не может утонуть». На это Кассия отвечала: «Помнишь черноволосую девушку, которая миловалась с тобой на этом берегу меньше тридцати лет назад? Ее сын шел под парусом на том самом корабле, и сейчас он цепляется за свою жизнь». А Митренор говорил: «Который из них? Я вытащу его, а остальных утоплю». Но у Кассии уже был готов мудрый ответ: «Ну как же! Он самый красивый из всех, совсем как ты». И пока Митренор осматривал корабль, пытаясь определить, кто из моряков больше всех на него похож, Кассия усмиряла ветер и успокаивала море. И Митренор, так и не узрев собственного отражения в каком-то одном из моряков, но замечая отдельные свои черты в каждом, отпускал корабль с миром. Во всяком случае, так говорится в мифе, но вы же знаете, как поступают боги, когда они вам особенно нужны.

Если внимательней присмотреться к статуе Кассии, то можно заметить, что ее прекрасные ноги усеяны выбоинами в тех местах, где скорбящие жены, сыновья и матери долбили по ним молотками, кирками и камнями за то, что она не уберегла самых дорогих для них людей. А еще там были пятна крови от порезанных в знак протеста пальцев. Следует отметить, что они нападали только на богиню милосердия, ибо это был безопасный способ выплеснуть свой гнев: Кассия никогда никому не мстила. Со статуей Митренора по другую сторону крепости все обстояло иначе. Все боялись этого мерзавца. На его раздвоенном хвосте не сыщется ни одной отметины, хотя именно он держал в руке плеть, он был убийцей кораблей. На самом деле люди не верили, что он пошлет огромную волну в наказание за надругательство над своей статуей, но считали, что лучше проявить осторожность, чем пожалеть о содеянном. Прекрасная Кассия получала удары долотом и кровавые слезы, а Митренор делал все, что только пожелает. Понимаете? У богов есть чему поучиться.

Я огляделся и не увидел поблизости никого, кто мог бы нас подслушать.

«Кассия, – взмолился я со всей искренностью, на какую был способен, – сделай так, чтобы Норригаль не зарезала меня, не прокляла и не ослепила своим порошком, когда я скажу ей то, что должен сказать. Если ей непременно понадобится ударить меня, я это пойму, лишь бы только не по яйцам и не по горлу. А захочет бросить в меня камнем, так пусть он будет не больше того, что поместится в ее ладонь».

– Внутри моего кота прячется убийца-ассасин, – сказал я.

– Что? – не поняла она.

– Что слышала. И не просто ассасин – она адептка.

– Как это? Самая опасная из всех убийц, да?

– Да. У нее на теле около сотни магических татуировок, и на одной из них изображено бьющееся сердце, чтобы Гильдия узнала, если она умрет. Ее зовут Сеста. Она в самом деле ужасна. Не уверен, должен ли называть тебе ее имя, но она твое знает, так что это будет по-честному. Особенно после того, как я начал сомневаться, что это имя настоящее. Скорее, просто кличка убийцы, потому что ей было шесть лет, когда она убила. То есть убила в первый раз. Сеста значит «шесть». По-истрийски. Поэтому я думаю, что она истрийка. Хотя сильного акцента у нее нет, но их, наверное, от этого отучают.

Норригаль двинула мне по затылку – довольно сильно. Потом лизнула ладонь и пригладила гордый стяг из волос, поднявшихся дыбом от ее удара.

«Не так уж и плохо. Спасибо, Кассия. Ты просто прелесть».

– Ты знаешь, что мямлишь, как старик, когда волнуешься?

– Да, но я научился с этим справляться. Когда тебя нет рядом.

– Ты настоящий оболтус.

– Ты ненавидишь меня?

– За что мне тебя ненавидеть? Все мы служим своим хозяевам. А вот само положение – из тех, что достойно ненависти. Они и впрямь сунули твою морковку в рот козлу.

– Никогда не слышал такого выражения.

– Я сама его придумала.

Я вздохнул и посмотрел на Утробный залив, в его воде отражались огни фонарей с высоких стен огромной круглой башни Водяного.

– Если бы даже я мог, то все равно не убил бы кота.

– Мягкое сердце однажды тебя погубит. Иногда приходится кому-нибудь перерезать горло.

Я вспомнил человека-быка из леса и вздрогнул. Одно горло я все-таки перерезал, и это было дело не из приятных.

– Знаю. Но убийство кота – не выход, так ведь?

– Это было бы неразумно. Руна жизни, которую она тебе показала, – очень сильная магия. Неброская, но надежная.

– Значит, кот не умрет.

– Нет.

– И убийца отыщет меня, как бы я ни пытался от нее избавиться… да еще и сообщит об этом Гильдии.

– Мм…

– Знаю я это «мм». У тебя что-то на уме, да?

Она встала сама и подняла меня. Зашла мне за спину и заставила вытянуть руку в сторону моря, точно так же как Кассия. А вторую приложила к моей груди и держала так все то время, пока стояла за моей спиной и шептала на ухо:

– Зажги сегодня свечу для добрейшей Кассии. Та мысль, что пришла мне в голову, вполне может оказаться проявлением ее великого милосердия.

Чтобы сделать хорошую магическую татуировку, нужно иметь представление не только о плоти вообще, но и о той плоти, на которой ты хочешь поставить знак. Есть много видов таких татуировок. Ассасин Сеста была покрыта кожными рунами и символами, своего рода сохраненными заклинаниями или защитой. Она была ходячим гримуаром. Это оставляло ей свободу бесконечно тренировать свое тело, в результате чего она превратилась в жуткое пугающее существо.

Моя татуировка, штрафной знак, видна только в свете пламени. Она очень простая. Та, что наносила ее, была моей любовницей, поэтому все произошло быстро.

Одной из татуировок, которой славилась Гильдия, был «говорящий рот». Некоторые «рты» содержали какое-то сообщение, и, передав его, они исчезали. Иные «рты» переводили с других языков, хотя сделать эти татуировки было очень трудно, и получались они откровенно