Девушка покладисто, понимающе кивнула.

– Что ж. Подумайте, ну а завтра я с вами свяжусь. Доброго дня.

Она грациозно встала и направилась к выходу; вслед уже не свистели. И хозяин «Трех пенни» отлично помнит, что именно с этого началось худшее.

[Лоррейн]

Пэтти-Энн варила кофе. Уже на пути к кухне я услышала пение – арию все из той же «Волшебной флейты». Теперь Пэтти мнила себя Папагено и гремела вместо музыки приборами. Едва я вошла, она обернулась.

– Как спалось?

Я пожала плечами, рассматривая ее аккуратно расчесанные, уложенные волосы.

– Неплохо… А где мистер Нельсон?

Пэтти двусмысленно фыркнула и оправила платье.

– Расстроена, что он спал не с тобой?

Она засмеялась, отвлекаясь от кофе на поджариваемый хлеб. Я не стала комментировать оскорбительное предположение и просто сообщила:

– Мы сегодня наверняка понадобимся Эгельманну. Не хочу попасть под горячую руку.

Пэтти сдвинула брови.

– Сначала завтрак. Приведи себя в порядок, а я накрою.

Я в замешательстве уставилась на нее. О таких вещах, как прическа и тонкости туалета, у меня никогда и речи не шло, пока не выпью кофе и не почувствую себя человеком. Завтракать я привыкла в древнем отцовском халате; я буквально выросла в нем и только недавно окончательно перестала тонуть в длинных полах и рукавах. Я потерла лоб.

– Как бы сказать… для данного времени суток я одета очень прилично.

Пэтти, расставляя кофейник, кастрюлю с овсянкой и несколько тарелок с ветчиной, тостами и сыром, вздохнула.

– Клянусь Богом… Вы с моим братом живете в столице, а повадки как в глухой провинции. В Вене не так.

Опускаясь за стол и беря приборы, я тихо ответила:

– Здесь не Вена, Пэтти. По крайней мере, мы не поджигаем дома.

Она закусила губу. Я, понимая, что повела себя нетактично, собиралась извиниться. Но морщинки на низком лбу уже разгладились; Пэтти будто спохватилась:

– Да что я, в Вене-то прожила недолго. Просто это чудесный город, Лори, и хочется иногда вернуться туда. Кстати… – Она с надеждой заглянула мне в лицо, – что с тетрадью?

Здесь мне было чем порадовать ее и загладить вину.

– Договорилась с приятелем, знающим итальянский: как только встретимся, отдам тетрадь ему и узнаю, что это. Так где Нельсон?

Пэтти уже отвлеклась на кашу, ответ прозвучал довольно невнятно.

– Ушел с утра, ничего не сказал. Только предупредил, что заниматься «идиотскими кондитерскими» сегодня не намерен, так и передать. У него важные дела.

От возмущения я уронила ложку. Какого черта этот… сыщик меня подводит? Раз уж Эгельманн поставил нас в упряжку, можно было и пожертвовать делами, просто ради того чтобы новый сумасбродный шеф Скотланд-Ярда не лишил нас обоих лицензий! Нет. Как только закончим «сладкое дело», съеду. Лучше жить в борделе и по ночам слушать стоны моих девочек и мальчиков, чем оставаться в сумасшедшем доме с элементами зоопарка.

– Но, – от нерадостных мыслей меня отвлек голос Пэтти-Энн, – сегодня вместо него можешь располагать мной.

Я вынырнула из-под стола, положила ложку на салфетку и взяла с тарелки хлеб.

– Спасибо, Пэтти. Но боюсь, Эгельманн не перепутает тебя с твоим братом. Так что…

Раздался стук дверного молоточка. Пэтти выскочила в холл и вскоре вернулась, ведя за собой чумазого мальчишку в истрепанной одежде и нахлобученном на нос дырявом цилиндре. Лицо было частично то ли в саже, то ли в грязи, лишь по количеству сережек в ушах я узнала цыганенка Джека, помощника Артура. Мальчик помахал и, бесцеремонно пройдя к столу, ухватил кусок хлеба и два ломтя ветчины.

– Я это… – Прежде чем приняться за счастливо найденный завтрак, он решил все же доложить: – Мистер Сальваторе и мистер начальник полиции просили передать, что ждут вас через час в «Викторианской пышке» – это кофейня на Бейкер-стрит.

Я знала заведение, находящееся неподалеку от дома знаменитого Холмса. Что ж, мальчики выбрали старый сценарий, неудача ничему их не научила. Снова будет напичканное бесполезной полицией помещение? Но кое-что удивило меня еще больше.

– Мистер Сальваторе и мистер Эгельманн тебя послали? Они вместе?

Джек, занятый едой, неопределенно пошевелил пальцами и, проглотив кусок, ответил:

– Дома у мистера Сальваторе он был. Еще мистер Сальваторе просил вас взять вещь, которую вы должны отдать. Вот.

Попутно стащив со стола два куска сыра и начатую бутылку молока, он протопал мимо Пэтти в коридор. Только звук захлопнувшейся двери вывел мою новую соседку из оцепенения.

– Кто это? – возвращаясь за стол, спросила она.

– Джек. Странный, но, как Артур говорит, умница. Пора собираться, путь неблизкий, а, судя по туману… – я кинула взгляд в сторону окна, – гондол сегодня не будет.

– Лори. – Пэтти допила кофе и подняла на меня взгляд. – Я с тобой. Надоело дома.

– Мы будем вести слежку, и…

– Я тихонько! – Она схватила меня за рукав. – Совсем-совсем!

Спорить не хотелось, настроение испортилось окончательно. Поэтому я кивнула и отправилась собираться. Причесываясь перед зеркалом, я смотрела на отражение. За последние дни я осунулась, немного похудела и выглядела очень сонной. Хорошо, что Жерар не планировал пока фееричных постановок и не нуждался в помощи. А еще… как только все кончится, устрою себе опиумный вечер. Хорошо бы все кончилось сегодня.

Пэтти тем временем пришла в небывалое оживление. В Вене кофейни, кондитерские и «шоколадные дома» были основным местом досуга, надевать туда полагалось лучшее, и поэтому, когда по лестнице, подпрыгивая, сбежало завитое существо в платье с турнюром[37] и шляпке, я не особенно удивилась. Пэтти деловито потерла руки.

– Что берут на слежку? Лупу? Бинокль?

Я покачала головой, спрятала револьвер и направилась к двери.

– Внимательность, терпение и логику.

И еще странную тетрадь, которую я всю дорогу не решалась выпустить из рук.

«…Последняя нота – удивительно задорная – тает в воздухе. Публика, даже не дав тишине укрепиться, аплодирует. С места дирижера мне прекрасно видно: у многих в зале сияют глаза, исчезла некоторая сонливость, в какую погрузило их предыдущее сочинение. Определенно, я сделал правильный выбор, завершая программу вечера: есть особое, неповторимое, энергичное очарование в третьем концерте Баха. Хотя все партии здесь струнные, звучание пестро играет, сродни радуге. Но если радуга рано или поздно исчезает с неба, музыка Баха незримо живет уже больше полувека. Я вовсе не согласен с теми современниками, кто считает ее безнадежно устаревшей. Жаль, Баха редко исполняют. Даже этот концерт, если бы не случайная находка, мог бы пылиться в одной из библиотек Бранденбурга, как пылился почти все предыдущие полвека[38].