По ее словам, она выбежала и, увидев какую-то женщину, закричала:

— На помощь! Пожалуйста, позвоните во дворец! Я принцесса Стефания, позвоните отцу, вызовите помощь!

Женщина, жившая в доме, поняла, что у нее шок, и усадила ее.

Швы на голове, наложенные после падения на водных лыжах, расползлись, и из раны открылось кровотечение. Кроме того, Стефания порезала язык и потеряла зуб. И вот теперь острая боль пронзала ей спину.

— Моя мать в машине, позвоните отцу! — кричала она.

Женщина и ее муж спросили, кто ее отец. В конце концов Стефания объяснила: «Князь; я принцесса Стефания, а он князь Монако».

Прошло несколько минут, прежде чем они поняли, что она говорит, и еще несколько, прежде чем они ей поверили.

Вот что она рассказывала:

— Я все умоляла ту женщину: «Позвоните во дворец отцу, вызовите помощь! Там моя мать!» Больше я ничего не помню до того момента, когда приехала полиция.

От удара Грейс отбросило в заднюю часть салона. При этом она поранила голову, и ее пригвоздило к месту рулем. Когда ее извлекли из останков «ровера», казалось, она была в сознании, лишь вся в крови. По словам Стефании, «пожарные вытащили ее из машины и положили в машину «скорой помощи». Я осталась ждать, когда за мной приедет вторая «скорая».

Машина была вся покорежена, и, по словам тех, кто осматривал «ровер» в тот день, уцелело лишь углубление под приборной доской напротив пассажирского сиденья. Выжить мог только тот, кто подобно Стефании, сидел там, согнувшись в три погибели.

И все же когда происходят случаи, подобные этому, невольно возникают вопросы.

Например, почему Грейс не позволила шоферу сесть за руль?

Почему она потеряла сознание на самом опасном отрезке дороги? Случись это чуть выше, Стефания могла бы вывернуть машину к склону холма и остановить ее. Если бы Грейс стало плохо немного ниже, они бы благополучно миновали роковой поворот.

Кстати, по иронии судьбы через несколько лет брат Грейс Келл (Джек-младший) умрет от кровоизлияния в мозг во время бега трусцой.

Поскольку авария произошла на территории Франции, французское правительство немедленно поставило в известность Ренье, а также распорядилось провести официальное расследование. Когда князя спросили, настаивает ли он на том, чтобы оно было проведено как можно быстрее, он сказал, что нет, все должно быть сделано как положено.

— Я хотел, чтобы они делали свою работу и никто им не мешал. То, что осталось от машины, увезли с места аварии слишком быстро. Нас потом широко критиковали за это в прессе. Но мы были вынуждены это сделать, не дожидаясь, пока туристы растащат ее на сувениры. Французские жандармы порекомендовали нам поставить «ровер» в полицейский гараж в Монако. Местный французский судья, который вел расследование, посоветовал своим коллегам в Монако опечатать гараж, чтобы никто не мог пробраться к машине. Они так и сделали. Никто в Монако не имел никакого отношения к заключению полиции и никак не мог на него повлиять.

Из Англии в срочном порядке прилетели инженеры фирмы, производящей «роверы». Они тщательно осмотрели машину на предмет технических неполадок, а также возможной диверсии. Но никаких дефектов и механических повреждений обнаружено не было. Тормоза, подчеркивалось в отчете, были в полной исправности. Из чего французские следователи сделали вывод, что авария произошла в тот момент, когда Грейс потеряла сознание и потеряла контроль над машиной. Несмотря на горы материалов, подтверждающих версию французской полиции, таблоиды и продажные журналисты продолжали мутить воду.

Кто не сомневался в правдивости выводов, так это Ренье.

— Когда в то утро мне позвонили в Рок-Ажель, я тотчас приехал в больницу. Врачи пока ничего не хотели говорить следствию. Пресса ставила диагнозы куда быстрее врачей. Основанные на рассказах болтливого садовника, утверждавшего, что это он обнаружил машину, и полученных от жандармов сведениях, слухи распространялись молниеносно.

А вот врачи заговорили не сразу. Чтобы оценить ситуацию, им потребовалось время. Они выходили ко мне и говорили, что обнаружили перелом то в одном месте, то в другом, а затем вновь скрывались за дверями палаты. По ходу медицинского обследования они докладывали мне. Я долго ждал, пока они наконец не сказали, насколько серьезно ее состояние. Я узнал это раньше, чем пресса. Другое дело, что пресса зубами вцепилась в эту историю.

Одна американская бульварная газета отправила в Монако 17 репортеров. Они щедро платили всем, кто готов был говорить с ними. И появились бесчисленные россказни о том, как произошла авария, кто был за рулем, как нерасторопны были монакские врачи, оказывая Грейс помощь.

— Они делали все, чтобы их репортажи продолжались, — рассказывал Ренье. — И не желали проявить ни капли уважения к нашим страданиям. Это был какой-то кошмар. Журналисты наперебой высказывали самые невероятные предположения о том, что мы упустили и не сделали, чтобы спасти Грейс. Откуда они это взяли? Вся больница боролась за ее жизнь. Не знаю, сколько раз это нужно повторять. Грейс никогда бы не разрешила Стефании сесть за руль, особенно учитывая сложность трассы. Да, Стефания вывела машину из гаража и подъехала к воротам, но она не сидела за рулем, когда машина выехала за ворота.

Князь остановился, покачал головой и продолжил:

— Журналисты выдумали, что Грейс убила мафия. Лично я не понимаю, зачем мафии понадобилось убивать Грейс. Если бы в их доводах была хоть крупица правды, я бы сказал: «Хорошо, допустим». Но когда они продолжают утверждать, что машину вела Стефания, хотя сами прекрасно знают, что это не так, нам всем больно это слышать. Эти выдумки нанесли моральный ущерб всей нашей семье, хотя мы этого не заслужили. Если бы там была какая-то механическая неполадка, — мы знаем, что ее не было, но предположим, — Стефания могла справиться с нею лучше, чем Грейс. Но дело даже не в этом, а в том, что они не понимают, как сильно страдала Стефания.

Младшая дочь Ренье продолжала во всем винить себя. Психотерапевты говорят, что так бывает со многими людьми, выжившими в катастрофе, в которой погиб кто-то из их близких. Существует даже медицинский термин: синдром «Почему я?». Выживший постоянно прокручивает в уме трагическое происшествие, терзаясь вопросом, почему он остался жив, а другой погиб. Однако Стефанию этот вопрос мучил еще сильнее, потому что окружающие постоянно напоминали ей, каким замечательным человеком была ее мать. И добавляли: «Как жаль, что она погибла». Получалось, что они предпочли бы видеть живой Грейс, а не ее дочь.

Два обстоятельства осложняли ее жизнь. Во-первых, пресса продолжала обсуждать эту тему и повторять, что в тот день она вела машину.

— Неужели они хотят сказать, что я убила свою мать? — возмущалась Стефания. Но ее голос звучал не так громко, как голоса газетчиков. Протестуя, она лишь раздувала шумиху и еще сильнее из-за этого страдала.

Еще больше, чем пресса, ее терзало чувство вины, возникавшее всякий раз, когда она вспоминала о том, как схватилась за ручной тормоз, пытаясь спасти мать, и не сумела этого сделать.