К вечеру вооруженные группы матросов заняли телеграф, телефон, редакцию и типографию «Известий Кронштадтского Совета» и другие учреждения города.

Следует сказать, что коммунисты Кронштадта пытались дать отпор восставшим и как-то сорганизоваться. Попытку сопротивления возглавил начальник политотдела Кронштадтской морской базы В. Громов, который попытался собрать 2 марта всех коммунистов около штаба крепости. Это не удалось, так как вооруженные матросы заняли штаб. Тогда В. Громов решает собрать коммунистов в партийной школе Кронштадта, где имелась сильная ячейка из 80 членов партии. К ночи здесь собралось не менее полутора сотен коммунистов. Командование взял на себя Громов. Вооружившись, отряд ночью вышел на берег и, не встретив сопротивления, ушел в Ораниенбаум.

В первую же ночь с 1 на 2 марта Ревком произвел аресты оставшихся в Кронштадте активных коммунистов. Всего было арестовано более 600 человек, включая комиссара Балтфлота Кузьмина. В Кронштадте пели новые частушки:

Известный кронштадтский анархист Е. Ярчук так описал эти весенние надежды в следующих эмоциональных строках: «Был яркий солнечный день. Вся снежная пелена залива горела его лучами и, казалось, напоминала Кронштадту: продержись еще неделю, когда залив, взломав свои льды, унесет их в неведомую даль, то независимость могучего революционного очага была бы спасена».

Наибольшую активность в восстании с самого начала проявили команды двух линкоров «Петропавловск» и «Севастополь». К ним присоединились солдаты 560-го полка во главе с бывшим подпоручиком П. И. Красняковым. Кроме того, к восставшим примкнули: начальник артиллерии крепости, бывший генерал-майор А. Н. Козловский, начальник оперативного отдела крепости бывший подполковник Б. А. Арканников и еще около 20 офицеров.

Однако большинство кронштадтцев по-прежнему держалось достаточно пассивно. В фортах № 6 и Тотлебен гарнизоны вообще саботировали распоряжения Ревкома. Впрочем, противостоять восстанию тоже никто не стал. Матросы Революционного комитета не доверяли гарнизонам фортов, так, в форт Риф было направлено – свыше 900 человек, на Тотлебен и Обручев по 400.

Ревком собрал на «Петропавловске» военный совет, в состав которого вошли бывшие офицеры Соловьянов, Арканников, Бурскер, бывший генерал Козловский и еще ряд лиц. Крепость и форты были разбиты на четыре боевых участка, разработан план мобилизации людских и материальных ресурсов, намечено взаимодействие сил и средств мятежной крепости. По окончании совещания Петриченко подписал приказ о назначении Соловьянова начальником внутренней обороны крепости.

На совещании 3 марта офицеры настойчиво предлагали решительные наступательные действия. В особенности важным они считали захват Ораниенбаума и Сестрорецка, где, как было известно, у кронштадтцев имелись сочувствующие в воинских частях. Кроме того, в Ораниенбауме хранилось около 60 тыс. пудов муки, а запасы продовольствия в Кронштадте были ограниченны. Кроме этого, плацдарм на берегу Финского залива давал возможность непосредственного воздействия на Петроград. Это было единственно правильное в создавшейся ситуации решение. Однако лидеры восстания не решились, предпочитая засылать агитаторов. Но в данном случае члены Ревкома заколебались, понадеявшись на помощь извне, прежде всего на рабочих Петрограда, проявив непростительную нерешительность и пассивность, а также определенную стихийность действий.

Из воспоминаний участника мятежа матроса И. А. Ермолаева: «5 марта на «Петропавловске» собрались представители всех воинских частей гарнизона. Помню выступление Петриченко. «Братва, – обратился он к собравшимся, – все вы прочитали, наверное, в газетах за 3 марта, что наши требования расценены как «контрреволюционный белогвардейский мятеж». Отсюда надо сделать вывод, что информация Михаила Иваныча Калинина не была объективной. По привычке посчитали, что, коли предъявлен протест против действий правительства, значит, это белогвардейщина и контрреволюция, несмотря на то, что революционные массы, преданные советской власти, требуют облегчить участь крестьянства. А объяснить протест проще всего действиями генералов, кадетов и прочих империалистов. Поскольку наши требования истолкованы как мятеж, надо было решить, что делать дальше». После короткого обмена мнениями совещание единогласно решило попытаться разрешить конфликт мирным путем и направить на материк для переговоров делегацию от гарнизона».

В первые дни матросы с линкоров пытались разагитировать матросов в Ораниенбауме. Кое-чего им удалось достичь, но большевики это дело быстро пресекли. В Ораниенбаум были переброшены армейские части. А агитаторов стали ловить. Так, четыре делегата, во главе с членом Ревкома, матросом с линкора «Севастополь» Вершининым, вышли на встречу с матросами Ораниенбаума, которая должна была состояться на льду Финского залива между Кронштадтом и Ораниенбаумом. Но вместо переговоров безоружные делегаты были арестованы, а впоследствии расстреляны.

Впоследствии Ревком активно пытался засылать своих агитаторов и в Петроград. Но максимум, чего они смогли добиться, – на нескольких небольших судах матросы приняли резолюции в поддержку Кронштадта. В данном случае власть успела вовремя принять действенные контрмеры. В целом попытка вынести восстание за пределы острова провалилась. Отказ от наступательной тактики обрекал восставших на поражение.

Один из участников восстания впоследствии вспоминал: «… Кронштадт оказался отрезанным от всего мира. Ни к нам никто не приходил, ни посланные от нас обратно не возвращались. Мы послали с литературой на берег до 200 человек, но никто из них не вернулся. Много же народу отпустить из крепости мы не могли».

* * *

Разумеется, что требования восставших не могли быть выполнены в условиях только что закончившейся Гражданской войны и интервенции. Совершенно понятно, что с таким трудом захватившие и удержавшие власть в стране большевики никогда бы добровольно не согласились на главное требование кронштадтцев – «Советы без коммунистов». Ведь коммунисты составляли тогда почти весь госаппарат, костяк Красной армии и командный состав РККА.

Очевидно, что любая попытка убрать большевиков из политической жизни в 1921 году мгновенно бы снова ввергла Россию в очередную Гражданскую войну, а затем и новую интервенцию.

Кроме этого, кронштадтцы, провозглашая свои лозунги и призывая к новой, коммунистической революции, абсолютно не задумывались на тем, кто именно будет брать власть, кто и как будет руководить страной, откуда взять продовольствие и т. д.

«Сознательной программы у восставших не было и по самой природе мелкой буржуазии быть не могло, – отмечал позднее Л. Троцкий. – Они сами не понимали ясно, что их отцам и братьям прежде всего нужна свободная торговля. Они были недовольны, возмущены, но выхода не знали. Более сознательные, то есть правые элементы, действовавшие за кулисами, хотели реставрации буржуазного режима. Но они не говорили об этом вслух. «Левый» фланг хотел ликвидации дисциплины, «свободных советов» и лучшего пайка». Возможно, не во всем, но в целом Троцкий был в данном случае прав.