– А ты что делаешь? – огрызнулась Матильда. – За-явился с касерой, сидишь до полуночи… Пошел вон, я спать хочу.

– Уйду, – пообещал олларианец, – но не ранее, чем наставлю на путь истинный и дам пищу для благолепных размышлений. А злокозненности агарисской есть сорок малых доказательств, четыре больших и одно великое!

– Ну и держи их при себе. – Матильда отвоевала стакан, он оказался пуст.

– Нет смысла держать при себе жемчуга свои. – Епископ плеснул Матильде из очередной фляги. Сколько же он их приволок? – А змей агарисских из души твоей я изгоню.

– Ой, гица, – шепнул Лаци, – не спорь, дольше будет.

Матильда кивнула и хватила касеры. Адриан бы с этим кабаном управился в четыре счета, а Левий маловат, потому шадди и пьет. Мелкие от ложки вина валятся…

– Агариссцы на дохлом языке с живым Создателем разговаривают, это раз, – загнул палец клирик, – серое таскают, аки крысы, – два, плоть, дарованную нам для радости, к воздержанию принуждают – три. Ну и суд свой вперед небесного пихают… Только это все котятки, а кошка то, что Дивина со всеми его предками погаными не прокляли, но пресмыкаются пред ним и пускают во храмы.

– Ну и что? – не поняла Матильда. – Агары лучше, что ли?

– Лучше, – брякнул кабан, убирая флягу, – и дриксы лучше, и нечестивцы морисские!

– Ну уж нет! – Возмущенная принцесса едва не свалила тарелку. – Это они сейчас притихли, а когда сила за ними была… Ты про Имре Хромого слыхал? Что с его семьей сотворили? Один Балинт остался…

– Для алата хуже агара зверя нет, – епископ развернул растерзанного зайца не столь обглоданным боком, – так вы их и погнали. И поделом, только не мешай в одном котле людские непотребства с ересями!

– Вот-вот, – хихикнула Матильда, – что для витязя – война, для клирика – вранье.

– Не-а! – Лицо Бонифация стало хитрым. – Бить тех, кто против тебя злоумыслил, – дело благое, но гайифцы самим существованием своим оскорбляют Создателя. Агарисские же еретики им потворствуют, ибо ценят навоз дороже пищи, а власть и силу превыше слова Создателева. А Он сказал, что создал человека по образу и подобию Своему.

– Ну, это смотря кого, – буркнула Матильда. – Хогберда по образу и подобию свинскому слепили. И тебя тоже, морда эдакая!

– …и дан человеку дар великий, – то ли епископ слышал только себя, то ли у нее язык заплетался, – воспроизводить себе подобных, сиречь подобных Создателю. Вызревает подобие сие во чреве материнском, но из семени мужского. Не может жена без мужа зачать дитя, как не может заколоситься нива незасеянная. Как в малом зернышке сокрыт колос, так в семени мужском сокрыт образ Создателя. Мужеложцы же святыню сию посылают не за столом будь сказано куда. Что сие есть, как не кощунство и глумление?

– А девицы, что друг с другом лижутся? – не утерпела ее высочество. – Они как?

– Девицы твои есть дуры да несчастливицы, – отрезал епископ. – Но греха смертного в их забавах нет. Так, баловство одно… Женщина без мужчины как корова недоенная, мычит да бесится.

– Бесится? – нехорошим голосом переспросила ее высочество. – А мужчина без женщины, выходит, нет? Так чего ж ты на тех, кто плоть к воздержанию принуждают, кидаешься?! Кардинал ему не нравится, а ты его видел?..

– Не его, так другого. – Олларианец грохнул кулачищем по столу, испуганно звякнули стаканы. – Тоже шадди лакал да улыбался, а потом раз – и за горло!.. И твои еретики не лучше, иначе пили бы, как люди…

– За горло? – рассеянно переспросила Матильда. – Значит, за горло…

– Гица, – подался вперед Лаци, – что не так?

– Твою кавалерию, да все! – схватилась за дурную голову принцесса. – Адриан… Он не знал… Не мог знать!

400 год К.С. 10-й день Зимних Ветров

1

Регент, по своему обыкновению, бродил. Дюжина шагов от окна к камину, дюжина – от камина к окну… Жермон подозревал, что старик прошагал всю ночь. Огонь в бывшем губернаторском кабинете, во всяком случае, не гас. Впрочем, это ни о чем не говорило: Рудольф Ноймаринен, как и положено волку, был зверем ночным. Он мог думать о вчерашних гостях, а мог в очередной раз прикидывать весеннюю кампанию, которая обещала мало веселого. Даже с учетом хексбергской победы.

– Ты разглядел Кальдмеера с его адъютантом? – взял быка за рога Рудольф. – Что думаешь?

Значит, дело не в нагрянувшем Придде и странной девушке, а в войне. Им осталось месяца три, от силы четыре, и сколько же дыр нужно залатать!

– За неделю мало поймешь. – Ариго, не дожидаясь приглашения, уселся на дубовую скамью. – Спросите Вальдеса и фельпца. Они с Кальдмеером сначала дрались, а потом путешествовали.

– Верно, – регент замедлил шаг, – моряки дрались, а нам только предстоит. Устричное море в этом году будет нашим озером, спасибо Альмейде, но даже переверни Рамон с Вальдесом вверх дном все дриксенское побережье, Бруно остается нам.

– Дриксам придется укрепить прибрежные гарнизоны. – Рудольф всегда любил, чтоб подчиненные подтверждали его мысли. Или опровергали. – Бруно резервов не дождется.

– Скорей, их будет меньше, чем Бруно хотелось бы. – Сутуловатая, обтянутая черным сукном спина застыла у серого окна: нынешнее утро было не чета вчерашнему. – Только и у нас с подкрепленьем не густо. За зиму из новобранцев вояк не сделаешь. Хорошо хоть Рафиано и Валмон оружием и фуражом помогут. Нет, мы удержимся… Должны удержаться. Вопрос – какой ценой.

– Это зависит от Бруно, – признал Ариго и тут же поправился: – Вернее, от него и кесаря.

– А кесарь зависит от эйнрехтского гусятника. – Регент, словно забыв о собеседнике, любовался метелью, когда-то Жермона это обижало. Герцоги редко думают, что их привычки обижают капитанов и даже полковников, а капитаны и полковники так ранимы… Особенно с позором изгнанные из дома. Спасибо Людвигу, рассказал о привычках тогда еще Первого маршала. В те времена Рудольф еще не сутулился и не хватался за спину.

– Кальдмеер и Фельсенбург, – регент отвернулся от ненастья и побрел к огню, – разбитый адмирал и родич Готфрида… Хотят они отыграться за Хексберг, причем немедленно, или нет?

– Трудно сказать. – Первая встреча, общий то ли разговор, то ли допрос, два ужина и вчерашний день… Молодой дрикс и Арно на солнечном снегу, пленный адмирал и рядом Вальдес с его шутками. Вчера все были словно пьяные, а потом явился Придд.

– Трудно? – передразнил Рудольф. – А ты попробуй. Не Райнштайнера же спрашивать. Бергер, пожалуй, скажет.

Ариго рассеянно подкрутил усы. Говорить о людях за их спинами генерал не то чтобы не любил, но боялся ляпнуть что-то неправильное или, того хуже, несправедливое.

– Фельсенбург вроде бы поладил с Арно, – наконец изрек он. – Адмирал молчит, но не думаю, чтобы он ненавидел того же Вальдеса или фельпца.