зову или без такового, кидался в самое пекло, лишь бы спасти их жизни. Заслуживал ли Аид трона Олимпа? У Посейдона не было сомнений. Сам он мечтал владеть морями и океанами, а трон мира в равной степени прочил братьям, но он так же не мог отрицать, что Зевс, в силу своей юности и своего характера, просто не осилит Подземного мира, не выдюжит его.

И жребий был брошен. И судьба решена. И три золотых венца встали на защиту мироздания.

Воплощение порядка. Закон Земли и Небес, оберегаемый молнией. Слово, что создаёт и разрушает, возрождает и убивает. Зевс. Вечный страж и наблюдатель, Владыка смертных судеб и бессмертных жизней. Верхний конус великого треугольника богов.

Воплощение жизни, дышащее морским бризом. Вечная изменчивость бытия в непостоянстве и стойкости водной стихии. Посейдон. Спасающий жизни и карающий врагов, справедливый Владыка морей.

Воплощение смерти. Не смерть — но покой, не страх — но одиночество, не тьма — но вечные сумерки. Аид. Тот, кого до конца времён будут бояться и ненавидеть, тот, чьё имя заставит дрожать от страха любое живое существо. Тот, о ком уже никогда не сложат легенд.

(наши дни)

Посейдон стоял у прозрачной стены своего тронного зала, за которой стайка чёрно-золотых рыб выписывала причудливые фигуры. Разноцветные люминесцентные водоросли ползли по краям и казались сверхтехнологичной мигающей подсветкой. Посейдон сжал трезубец в руке до побелевших костяшек пальцев.

Ему часто снился тот день: как багровый гиматий* покрыл плечи Аида, и как золочёная корона почернела, обращаясь в венец мрака. Тогда Посейдон ещё не понимал, какую ношу возложил Зевс на старшего брата этим жребием. Не понимал, что теперь, каким бы добрым и чутким ни было сердце Аида, ему придётся исполнять свой долг: слышать мольбы и не внимать им, смотреть в глаза просящих и не отвечать, добровольно спуститься во мрак Подземного царства и не покидать его.

(Эпоха Раздела Царств)

— Аид, пожалуйста, Аид!

Посейдон пришёл увидеться с братом перед тем, как тот спустится в свои новообретённые владения, но услышал другой, знакомый голос и остановился. Он отступил в тень, успевая заметить Аида и Гестию в тусклом свете почти непроникающих сюда лучей.

— Аид, это несправедливо, неправильно, так не должно быть. — Гестия всхлипнула. — Ты не можешь меня… нас оставить.

— Не могу, но должен, — тихо ответил Аид, — а ты должна смириться и занять своё место.

Она заплакала, и сердце Посейдона сжалось — он, наконец, узнал, почему Гестия не приняла его руку, почему отказала ему. Она любила Аида, с самого начала их пути.

— Мы старшие дети Кроноса и Реи, я хочу пойти с тобой, — её голос дрожал, а дыхание сбилось настолько, что она с трудом могла говорить. — Ты не заслуживаешь этого, но если ты решил, я могла бы…

Посейдон заметил, как в темноте Гестия потянулась к Аиду с определённым намерением обнять, но он перехватил её руки, и она вцепилась в них, словно боялась, что он прямо сейчас исчезнет.

— Я знаю, как ты относишься ко мне, Гестия. Не думай, что я слеп настолько. Но я не могу, не имею никакого права давать тебе надежду. — Аид с трудом снял её руки со своих. — У меня самого её не осталось. Это не твой путь, и тебе там не место.

— Аид! — Гестия осталась без его поддержки и, словно утопающий, стала цепляться руками за воздух, взывая к уже пустому пространству перед собой. — Аид! Аид!

Аид ушёл, а Гестия осталась. Она так и не смогла пережить это. До определённого момента Посейдон был единственным, кто знал, почему старшая дочь Кроноса взошла на Олимп и уединилась там, навсегда сохранив своё целомудрие. И почему она так сильно невзлюбила Афродиту — гораздо проще считать, что любви не существует, чем видеть её воплощение и знать, что для тебя она недостижима.

(наши дни)

— Что тревожит тебя, мой царь? — голос Амфитриты вырвал Посейдона из воспоминаний, а в следующий миг она сама появилась рядом.

— Мой брат…

Амфитрита обняла его со спины, прижимаясь щекой к рыжим завиткам волос.

— Старший или младший?

Он усмехнулся такому вполне резонному вопросу.

— Оба… — Посейдон убрал трезубец и накрыл её руки своими. — Слишком много стоит на кону. Нужно действовать, чтобы не повторить ошибок прошлого…

— Сожаления о прошлом отбирают у настоящего возможность изменить будущее, — тихо сказала Амфитрита. — Не сожалей. Вам троим уже много тысяч лет, Зевс больше не младший брат, а Аид — не старший. Вы равны. Я думаю, давно стоило это понять и договориться. Верни Совет Триединства, от этого всем будет благо.

Посейдон развернулся к ней и погладил по тёмным волосам, повинующимся местному течению.

— Я бы с радостью, моя королевская жемчужинка, да вот только не от меня одного зависит это решение. Разве что… Тебе известно, как уговорить Зевса?

Амфитрита прижалась лбом к его щеке и вздохнула.

— Нет, любовь моя, я не нашла способ связаться с Герой и ничего не узнала.

Он взял её лицо в ладони и нежно коснулся губами губ.

— Я обещаю сделать всё, что будет в моих силах.

В её влюблённом взгляде мелькнул огонёк надежды.

— Я верю тебе.

_______________________________________________________

*Гиматий — популярный в Древней Греции вид плаща. Багровый цвет считался одним из символов власти, плащ такого цвета имели право носить только цари.

Глава 23. Дитя любви, дитя необходимости

Лине было тихо. Спокойно, уютно, светло. Пахло травами, древесной корой и уже знакомым букетом цветов с мороза. Казалось, что весь этот ужас ей просто приснился, что она никогда не рождалась в семье Марка и Арианы, никогда не жертвовала собой, никогда не… Но ничто не вечно под чутким взором Гелиоса, и безмятежность уходящего сна не исключение. Лина открыла глаза.

Она лежала на обширной террасе, поросшей луговыми травами и ромашками, по белым перилам вился виноградник, а над головой раскинул ветви старый дуб. Яркие лучи света проникали сквозь крону, делая мир расплывчатым и зыбким, будто нарисованным акварелью на холсте. Аид сидел рядом и смотрел вдаль. Только спустя несколько минут, когда глаза Лины привыкли к свету, она смогла рассмотреть его — Аид выглядел по-другому: свободные брюки и рубашка со шнуровкой на груди, волосы кудрями до плеч, на лице густая щетина. Он обернулся, и сердце Лины пропустило один удар. Она снова задалась вопросом, как могли быть все те слухи о нём правдой? Был ли он в действительности чудовищем, каким описывали его в своих сказаниях Аэды? Было ли реальное основание бояться и