— А если он не сможет, предположим, плавать? Мало ли что...

— А он моряк?

— Нет. Доктор.

— Люди хворают и на берегу.

— Но тогда и она не сможет плавать, — решительно заявил Ивлев.

— А она кто? — спросила Таня. — Капитан дальнего плавания?

— Нет. Переводчица.

— Хорошая?

— Очень!

— Тогда все в порядке. Найдет работу.

— Ты считаешь, что это все не так сложно? — удивился Ивлев.

Вот тут, на этих словах, и Таня, и Тимур остановились в самой гуще танцующих. И Таня рассудительно сказала Тимуру:

— Если полуквартиранту понравятся полуквартира и ее хозяйка, подойдет этаж, район и резиновые сапоги — тогда вообще на все наплевать!

— Задаток нужен? — деловито спросил доктор Ивлев.

— Просто необходим! — ответила Таня. — Девушка бедная, одинокая...

Вот когда главный доктор лайнера Тимур Петрович Ивлев взял и на глазах у всех очень нежно поцеловал заведующую бюро информации и переводов — Татьяну Михайловну Закревскую.

И все сделали вид, что ничего особенного и не произошло. Здесь такой вид умели делать все.

... За одним из столиков сидели толстый главный механик Боря Сладков и тощий старший помощник капитана Петр Васильевич Конюхов. Оба были в идеальной морской и физической форме.

Сладкое наклонился к Конюхову и тихо спросил:

— Объясни, Петруша... Вот почему каждый раз на капитанском коктейле с иностранцами нам вместо коньяка в рюмки наливают холодный чай, а на традиционной вечерухе экипажа, когда все вокруг действительно свои, приходится делать как раз наоборот?!

— Тсс... — Старпом оглянулся и подставил кофейные чашки. — Наливай!

Главный механик нетвердой рукой взял кофейник и налил в чашки подозрительно прозрачный кофе, очень пахнущий хорошим коньяком...

... Самолет «Люфтганзы» из Гамбурга уже приземлился в Москве, в аэропорту «Шереметьево», где сразу же за пограничным и таможенным контролем, там, где начинается истинная территория Российской Федерации, гамбургских пассажиров уже встречали владельцы и руководители пассажирской судоходной компании «Посейдон» — Юрий Краско и Лев Берман. Вместе со своими английскими коллегами, снова прилетевшими из Лондона на двадцать минут раньше рейса из Гамбурга — с Джеком Бредшоу и Бобом Стаффордом.

— Хотите пари, что Вальтершпиль и на этот раз привезет с собой совсем нового секретаря? — быстро предложил Боб Стаффорд.

— Нет, не может быть, — сказал Берман. — Он был так нежен с фрау Хайди Клингель...

— Предлагаю пари! Десять фунтов! Пять против одного, — повторил Боб.

— Он даже ходил с ней в Большой театр на «Лебединое озеро», — усомнился Джек Бредшоу. — И мисс Хайди была так очаровательна...

— А он столь пылок! — продолжил Краско. — Нет, Боб, вы просто завидуете ему. А зависть — один из самых страшных пороков...

— Какого черта вы тогда не хотите принять условия моего пари?! Чистый заработок! Без налогов... — удивился Боб.

— Грабить партнера по бизнесу... Свинство! — решил Краско.

— По-русски это называется — «опустить», — сказал Берман. — У нас несколько иные принципы. Если вы это, конечно, успели заметить...

Боб Бредшоу окинул презрительным взглядом Юрия Краско и Льва Бермана и заявил:

— Вы, русские, сентиментальны и доверчивы. А мой непосредственный партнер — мистер Джек Бредшоу, при всех его деловых и, насколько мне известно, чисто мужских качествах, в душе остается запуганным и набожным пуританином. Я же — человек, позволяющий себе мыслить значительно шире и объемней. Как, впрочем, и наш германский коллега — фон Вальтершпиль. Итак: в последний раз предлагаю пари... О черт!..

И тут все четверо увидели, как Клаус фон Вальтершпиль уверенно миновал «зеленый коридор» таможенного контроля и, скупо улыбаясь, налегке вышел прямо к своим четверым партнерам...

...бережно держа под руку молодую красивую женщину, ничем не напоминающую прошлогоднюю фрау Хайди Клингель!..

Пока он шел к ним навстречу, Берман успел пробормотать:

— Прямо какой-то граф Синяя борода...

А тихий Джек Бредшоу сказал на ухо Юрию Краско:

— Новый контракт — новый секретарь... — Он помахал рукой фон Вальтершпилю. — Нужно и мне кое-что пересмотреть с моими поездками в Москву... Уж очень мне надоел Боб! Там — вместе, здесь — вместе... Хватит!

За Клаусом фон Вальтершпилем с его новой дамой следовал аэропортовский носильщик с телегой, загруженной их чемоданами и сумками.

Как только носильщик пересек линию «зеленого коридора», к нему тут же подошли два добрых молодца, килограммов по сто двадцать, сунули десять долларов в его заскорузлую рабоче жульническую руку и перехватили телегу с багажом фон Вальтершпиля и его новой подруги.

В ответ на удивленный взгляд Джека Бредшоу Юрий Краско негромко сказал:

— Все в порядке, Джек. Это наши люди, — и приветственно протянул руки к фон Вальтершпилю: — Клаус! Мы так рады вас видеть!..

— И я рад вас всех видеть, господа. Позвольте представить вам моего нового юрисконсульта — фрау Лотту Ульрих, — с хвастливыми нотками в голосе проговорил Клаус фон Вальтершпиль. — А это, Лотта, мои старые друзья и деловые партнеры... Мистер Юрий Краско... Мистер Лео Берман... Мои английские партнеры — мистер Джек Бредшоу и мистер Боб Стаффорд. Все они прекрасные, милые, добрые саблезубые тигры нашего общего бизнеса. Особенно нужно остерегаться мистера Боба Стаффорда! Он...

Но Боб не дал продолжить фон Вальтершпилю. Он просто бесцеремонно перебил его и предъявил фрау Лотте Ульрих одну из своих самых обаятельных улыбок:

— Прошу прощения, фрау Ульрих впервые в Москве?

— Да, впервые, — на безукоризненном английском ответила фрау Ульрих.

Тут Боб Стаффорд от неожиданной удачи счастливо всплеснул руками, будто он выиграл не только пари, но в придачу и марктвеновский банковский билет в один миллион фунт стерлингов, и радостно сказал:

— Фрау Ульрих! Тогда вы обязательно должны будете посмотреть знаменитый русский балет «Лебединое озеро»! Ваш патрон обожает этот спектакль!.. Каждый раз, когда он прилетает в Москву, он сразу же бросает нас и первым делом бежит в Большой театр на «Лебединое озеро»!..

— Я буду ему очень признательна. — И фрау Лотта Ульрих с нежностью посмотрела на разъяренного фон Вальтершпиля.

Краско и Берман сделали вид, что их это не касается, а Джек Бредшоу стал внимательно разглядывать низкий потолок аэропортовского зала, который по вольтерьянски-бунтарской мысли архитекторов был сделан из коротких грязных медных труб, обращенных своими отверстиями вниз — к полу.