Виктор цеплялся за перила выше и левее меня. Он смотрел на приближающегося демона, и лицо его исказилось от ужаса. Я увидел, как он набрал в грудь воздуха и попытался закинуть ногу на пол антресоли с целью высвободить руку – для магической атаки или защиты.

Я не мог позволить Виктору выбраться отсюда. До сих пор он оставался цел и невредим. Если бы он смог нейтрализовать демона, он мог еще ускользнуть. Поэтому я сделал единственное, что мог еще, чтобы вывести его из себя и заставить попытаться оторвать мне башку.

– Эй, Вик, – окликнул я его. – Это ведь твоя жена. Это Моника настучала мне на тебя.

Слова подействовали на него не слабее физического удара. Голова его повернулась ко мне; лицо исказилось гримасой ярости. Он раскрыл рот, чтобы сказать мне что-то, но ему помешал жабодемон, со злобным шипением вцепившийся ему в горло и ключицу. Громко хрустнула кость, и Виктор взвыл от боли. Взмахнув руками и ногами, он попытался спрыгнуть вниз, подальше от демона, и намертво вцепившаяся в него тварь тоже пошатнулась.

Стиснув зубы, я продолжал цепляться за перила. Снизу прыгнул на меня огромный скорпион, коричневый и блестящий в багровом свете пожара. Я отдернул ногу, и клешня щелкнула в воздухе в считанных дюймах от нее.

– Гад! – выкрикнул Виктор, отчаянно трепыхаясь в зубах жабодемона. Кровь хлестала из него ручьем. Должно быть, демон прокусил ему артерию, и теперь просто ждал, пока тот стихнет. Виктор тем временем дотянулся ногой до моей левой руки и принялся лягать ее. После второго попадания хватка моя ослабла. Я покосился вниз, в гостиную, и увидел другого скорпиона, готовившегося прыгнуть на меня, на этот раз с более близкого расстояния.

Мёрфи, подумал я. Надо было мне тебя послушаться. Если меня не убьют скорпионы, это сделает демон, а если и не он, так уж огонь наверняка. Так и так, конец мой был близок.

С этой мыслью на меня снизошел какой-то блаженный покой. Легко и покойно было знать, что скоро все кончится. Я умру, вот и все. Я бился как мог, я сделал все, на что хватило сил и ума, и вот все подошло к концу. В эти последние секунды я, странное дело, жалел только о том, что не успел извиниться перед Мёрфи, что не смогу извиниться перед Дженни Селлз за то, что убил ее отца, что уже никак не смогу извиниться перед Линдой Рэндалл за то, что слишком поздно раскусил это дело и не спас тем самым ее жизнь. Монстры, демоны, черные маги роились вокруг меня, а на руке ледяным грузом висели Мёрфины наручники. Я закрыл глаза.

Мёрфины наручники...

Я открыл глаза.

Мёрфины наручники!

Виктор снова лягнул меня в левую руку. Я замолотил ногами в воздухе, подтянулся на секунду и левой рукой схватил Виктора за штанину. Одновременно с этим я взмахнул правой рукой и захлестнул свободно болтавшийся наручник вокруг стойки перил. Стальной браслет сделал полтора-два оборота. Я дернул – цепочка держалась крепко.

Падая обратно вниз, я изо всех сил дернул Виктора за штанину. Он испустил жуткий, душераздирающий вопль и полетел вниз, а за ним окончательно потерявший равновесие, но так и не выпустивший его из зубов Калшажжак. Они рухнули на пол гостиной и скрылись в дыму.

Послышались торопливые шорох и скрежет, потом пронзительное, срывающееся на свист шипение демона. Вопли Виктора сменились жутким животным визгом, какой можно услышать от свиньи на бойне, но никак не от человека.

Я висел под антресолью в каких-то нескольких футах над верхней кромкой дыма. Мёрфин наручник, на которого приходился весь мой вес, больно резал запястье. Взгляд мой начал уже затуманиваться, но я все же посмотрел вниз. Я увидел море коричневых, блестящих панцирей. Я увидел, как скорпионьи хвосты бьют жалами куда-то вниз, поднимаются и бьют снова. Я увидел светящиеся глаза физической оболочки Калшажжака – точнее, светился только один глаз; второй вытек, проколотый скорпионовым жалом.

И я увидел Виктора Селлза, раз за разом поражаемого жалами размером с добрую сосульку; раны его сочились ядом. Не обращая внимания на клешни и жала скорпионов, демон начал рвать его на части. На лице Виктора застыла маска смертной муки, страха и злобы.

Сильные выживают, а слабых пожирают. Думаю, Виктор сделал ставку не на ту силу.

Мне как-то сразу расхотелось смотреть дальше на происходящее внизу. То ли дело наверху: огонь, пожиравший потолок, был просто красив – накатывающиеся волны пламени, алые как вишня, золотые как закат. Я слишком ослаб, чтобы пытаться выбраться из этого пекла, и слишком устал от боли, чтобы вообще думать о чем-то. Я просто любовался огнем, ждал, и еще вдруг заметил – надо же! – что жутко проголодался. А, собственно, что удивляться? Я не ел по-человечески с... когда это было? В пятницу? Ну да, в пятницу. Говорят, в последнюю минуту обращаешь внимание на совсем уж неожиданные вещи.

И еще начинает мерещиться всякое. Мне, например, померещился Морган, входящий в столовую со стороны веранды с мечом Белого Совета в руках. Я увидел, как один из скорпионов – размером уже с хорошую немецкую овчарку – нашел-таки лестницу, ведущую наверх, взмыл по ней в столовую и бросился на Моргана. Тот коротко взмахнул мечом – хрусть! – и даже не удостоил взглядом две извивающихся на полу скорпионовых половинки.

Все с тем же угрюмым выражением лица Морган подошел ко мне; антресоль сотрясалась под его шагами. Глаза его сузились, когда он увидел меня, и он, подняв свой меч, свесился за перила. Меч блеснул серебром, неожиданно ледяным в этом пекле, и начал опускаться.

Как типично, мелькнула у меня в мозгу последняя мысль. Как чертовски типично: пережить все, что заготовили для тебя плохие парни, и погибнуть от руки тех, за чье дело сражался...

Я очнулся в каком-то сыром и холодном месте; боль была невыносимая, а кашель, казалось, выворачивал легкие наизнанку. На лицо мне падали дождевые капли, и ничего приятнее этого я в жизни не испытывал. Надо мной склонилось Морганово лицо, и я сообразил, что он делал мне искусственное дыхание рот в рот. Тьфу.

Я закашлялся, и отплевался, и сел, жадно пытаясь вздохнуть. Несколько секунд Морган пристально смотрел на меня, потом нахмурился, встал и отвернулся.

Мне удалось, наконец, набраться сил, чтобы говорить.

– Вы меня спасли, – тупо прохрипел я.

Он поморщился.

– Да.

– Но почему?

Он снова посмотрел на меня, потом наклонился, подобрал с земли свой меч и сунул его в ножны на поясе.

– Потому, что я видел, что здесь произошло. Я видел, как ты рисковал своей жизнью, чтобы остановить этого типа. Не нарушая при этом Законов. Ты не убийца.

Я прокашлялся еще немного.

– Из этого не следует, что вы должны были спасать меня.

Он повернулся и посмотрел на меня так, словно мои слова озадачили его.

– Что ты хочешь этим сказать?