уже три дня, и за это время девушка ни разу не вышла из номера. Причина тому была проста и прямо сейчас сидела в кресле напротив, настойчиво повторяя:

– Нет, врачи сказали тебе отдыхать. Мы прогуляемся завтра.

Ева, облокотившись на гору подушек, закатила глаза, но решила не спорить: не хотелось разрушать хрупкий мир, установившийся между ними.

– Может, тебе принести… – Никита шагнул было к двери, но Ева остановила его, не дав договорить:

– Если ты в десятый раз хочешь предложить мне еще одно теплое одеяло или таблетку от головной боли, то, пожалуйста, расслабься. У меня уже все есть!

– Прости, школа гостеприимства имени миссис Эднанс дает о себе знать, – развел руками Никита.

– Я скучаю по Эвелин. И по Mon Trésor… – задумчиво произнесла Ева и вдруг осеклась, не желая приближаться к опасной территории общего прошлого. Увидев ее замешательство, Осадчий в очередной раз с досадой подумал, сколько времени они потеряли.

Он сел на краешек кровати рядом с Евой и нежным, интимным жестом провел по ее волосам, дотрагиваясь до шеи самыми кончиками пальцев:

– Mon Trésor тоже скучает по тебе.

Ее кожа, и без того горячая, вспыхнула от этого прикосновения. Еще никогда Ева не казалась ему такой красивой – каждая черточка и каждая деталь, начиная от выбившейся пряди волос и заканчивая родинкой над ключицей, которую хотелось поцеловать.

И он поддался этому искушению.

Медленно, стараясь контролировать себя, Никита дотронулся губами до горячих губ, чувствуя, как учащается пульс. Почти год – и он сам не мог в это поверить – Осадчий не касался женского тела, и этот невинный поцелуй мгновенно вызвал волну возбуждения. Желая продлить момент, он прикасался к ее губам снова и снова, не решаясь идти дальше. Ее сладкий и пьянящий вкус, казалось, забытый за долгие месяцы, по-прежнему отзывался дрожью в теле.

Наконец неохотно, едва ли не через силу, он оторвался от Евы:

– Я не должен… Тебе назначили постельный режим.

– Не беспокойся, мы его и не нарушим. – Ева нетерпеливым, порывистым движением притянула Никиту к себе. Влажный кончик языка коснулся рта, вызвав хриплый стон.

– Ты уверена?

– Абсолютно.

Ева лишь крепче прижалась к нему, инстинктивно находя языком общий темп, целуя с давно забытой пылкостью. Она чувствовала: каждая клеточка ее тела жаждала продолжения. Желание, скопившееся за десять месяцев, сгустилось, разливаясь по венам сладким покалывающим нетерпением.

Никита много раз представлял себе этот момент, лежа в своей постели в Сан-Франциско, но реальность оказалась лучше фантазий.

Одним движением он скинул одеяло, обхватил Еву за талию и под колени и положил на кровать, нависая всем телом и еще больше возбуждаясь, видя, как ее зрачки расширяются от предвкушения. Она была лишь в хлопковой блузе и коротких шортах, но прямо сейчас эта простая белая пижама заводила больше, чем все шелка и кружева в мире. Дрожащими от нетерпения руками он расстегнул первую пуговицу на ее воротнике, вторую, третью, едва сдерживаясь, чтобы не разорвать тонкую ткань.

Снимая неподатливую одежду, Никита прошептал:

– Хочу смотреть на тебя вечность…

Целомудренная и одновременно чувственная, словно Даная Климта, Ева лежала перед ним абсолютно голая. Никита скользил влюбленным взглядом по округлой белоснежной груди, которая вздымалась в такт учащенному дыханию; по родинке в форме созвездия – маленькой Кассиопее внизу живота; по роскошным молочным бедрам и темному треугольнику волос. Издав тихий стон, Ева сжала в кулаке простыню и выгнулась навстречу. Никита видел, как под его взглядом набухают темно-розовые соски.

Склонившись над ней, он начал покрывать тело поцелуями, неистово, со всем пылом изголодавшегося любовника. Никита ласкал ее шею, спускаясь к ложбинке между ключицами; прикусывал дерзко торчащие соски; оставлял влажную горячую дорожку поцелуев на мягком животе; разведя бедра, жадно вдыхал ноздрями животный, горьковато-сладкий запах, и проводил языком по набухшим карамельно-розовым губам – сперва поддразнивая, а затем все глубже и сильнее, заставляя девушку извиваться на скомканных простынях.

Через несколько минут этой сладостной, доводящей до исступления пытки Ева с громким, до крика, стоном запустила руку в темные волосы Никиты, и тот, почти задыхаясь от нарастающего удовольствия, боковым зрением увидел бледно-зеленый след на ее запястье. Мысль, что Еве грозила опасность, слилась с яростью, вызывая новый виток возбуждения. Никита отчаянно целовал ее, словно надеясь, что его губы сотрут следы чужих рук.

– Я… Твой язык… Я больше не могу… – тяжело дыша, прошептала Ева, ладонью легко отталкивая голову Никиты. – Я хочу кончить, когда ты во мне.

Никита, проявлявший последние несколько минут чудеса небывалой выдержки, казалось, только и ждал этих слов. Одной рукой он расстегнул молнию, сбросил ставшие тесными джинсы, быстро надел презерватив. Ева стянула майку с его загорелого тела, в нетерпении подалась вперед бедрами и, обхватив Никиту ногами, направила его в себя.

Прикосновение твердого, увеличившегося члена к тугим, горячим стенкам вагины заставило Никиту закатить глаза. Фейерверки взрывались в его голове. Каждое из чувств обострилось троекратно: он ощущал ее запах, слышал каждый рождающийся в груди стон, видел, как капля пота падает с его лба на ее раскрасневшуюся кожу. Он сделал всего несколько фрикций – исступленно, в рваном ритме, и Ева выгнулась навстречу, сливаясь в спонтанном и таком желанном для них двоих единстве.

Увидев ее полуоткрытый рот, запрокинутую голову и почувствовав, как тесно становится внутри, Никита понял, что она вот-вот кончит. Он и сам еле мог сдерживаться. Звук соприкасающихся тел – плотный, тягучий – заполнил комнату. Через мгновение Ева задрожала, а затем замерла, издав полусдавленный вскрик.

Ее оргазм стал триггером: он может больше не сдерживаться. И без того быстрый ритм ускорился, он двигался одержимо, уже не чувствуя границ собственного тела, лишь ощущая, как растекается в бесконечном жаре. Один толчок, второй – и все его мышцы напряглись, чтобы спустя миг провалиться в опустошающую легкость.

Двое на кровати, в эту минуту далекой от строгих гостиничных стандартов: разбросанные подушки, скомканные одеяла, запах пота и секса, – тяжело, прерывисто дышали. К удовольствию примешивалась неловкая, но при этом волнующая мысль о том, насколько быстрым оказался их первый после разлуки секс.

Даже испытав оргазм, Никита не хотел выходить из нее, и их тела, мокрые и разгоряченные, сплелись на смятых простынях. Томный, безмятежный взгляд девушки скользил по его лицу. Ладонью она медленно, ласково провела по шраму на губе.

– Я люблю тебя, – прошептала Ева.

Никита почувствовал, что ради этого момента стоило жить.

Глава 39

Они не покидали гостиничный номер несколько дней, заново изучая друг друга. Точеное лицо Никиты, напоминавшее статую греческого бога,