Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подхватив рогатку, то ли обрадованный, то ли напуганный Гюстав унёсся, так что пятки сверкнули.
– Спиногрызы, – с теплотой в голосе проводил его Ивес. – Жаль, для баллисты материала не найти… уж я бы тогда!
Удивительно простые, живучие создания мужчины. Почти без всего они могли обойтись. И быт нипочём. В одной руке их вертелись грабли, другую что есть силы выворачивал из сустава меч. На шее их могут висеть дети, а позади якорем обязательства. Почти каждый в конце концом может натурально заменить одну третью лошади, но…
«Но требуха при этом их должна быть набита!» – в который раз плугом упёрлась во всё тот же голодный камень девушка. Кухня. Зое откровенно даже приблизительно не представляла, с какой стороны к ней подходить. Это странное, неизведанное место.
Нет-нет, нужно было срочно взять себя в руки. Необходимо было проглотить гордость, отодвинуть страх и сделать, наконец, первый шаг.
– Мам, тут… ты научишь меня готовить?
Звон. Лишь коснувшись пола, тарелка разлетелась десятком разношёрстных осколков. Какие-то остались под столом. Другие же забились под очаг, отлетели ещё дальше и скрылись в коридоре. Развернувшись, глиняный черепок остановился у дощечки, что компенсировала недостаток длины одной из ножек кресла хозяина дома. Той самой, которую Ивес год как обещал заменить.
– Дорогая. Конечно.
– Твою да! – только и смог выдавить мужчина.
Отвлёкшись, вытаращив глаза, он замер в самой великосветской позе. Просто не имеющий права упустить пробный случай нож прошёл чуть дальше. «Боевая рана» ором разошлось по дому, отражаясь от стен и возвращаясь к Ивесу.
– Умираю! – категорично заявил глава дома, а Зое вдруг стало не по себе.
Пляшущий въедливыми тенями огонь и металл сковороды. Что если не суеверный ужас могло внушать сочетание этих вещей. До неё вдруг дошло: «Это же … это так… скучно. Не хочу!»
***
Дождь гудел большую половину ночи, утро же встретило свежестью. Глупость сказал тот, кто заявил, мол, петухи поют на рассвете. Петухи поют круглый день – и всякий раз мешают! Серая птаха выглянула из-под сочного летнего листа. Пухлая капля сорвалась ей на макушку, и тут же нахохлился птичий дух. Вздыбились перья, и в солнечном, точно яичный желток, глазу отразилась обида. Просвистав отходную ночи, пичуга сорвалась с ветки. Скоро работая короткими крылышками, она скрылась.
Зое зевнула. Две дюжины потемневших, пахнущих хвоей и даже как будто липких су. Не стоит уточнять, как именно девушке удалось их достать. Ночью, точно вор, она подкралась, подобралась к спящему во всё том же кресле отцу. Пальцы его были сцеплены на груди, голова же откинута, так как спинка была чересчур низкой. Ивес храпел. Сопел и улыбался чему-то далёкому и непостижимому, к примеру, ростбифу. Он спал, казалось, беспробудно, но Зое-то знала, как обманчиво это впечатление. Вслушиваясь в клокотанья, рождаемые грудиной старого вояки, девушка потёрла взмокшие ладони и, чуть приподняв перемотанную ногу, аккуратно вытянула заветный табурет. Ножка скрипнула. Ивес храпнул.
На самом деле не стоит уточнять, как это было: результат есть результат. Деньги есть деньги, и мало кто будет с этим спорить… Да и к тому же к монетам не многие станут присматриваться. Лишь Пепин попробовал медь на зуб, с видом знатока всмотревшись в благородные отливы. Он сплюнул.
Самое простое закончилось, а дальше шёл труд. Тяжёлый, нескончаемый и выматывающий труд. Подстёгнутое парой лишних су, рвение с треском врезалось в землю, всего за восъмицу углубившись на полтора роста. Дерево прилетело и с него, точно сама, слезла кора. Загудели гвозди.
Господи, как же всё это было просто. Что постройка в сравнении с пирожками? А с хлебной похлёбкой?! Зое даже не была уверена, так ли называлось это блюдо. Суп и суп. Лично она подобное раньше не только не готовила, но и не всматривалась в него. «Пищу нужно жевать, а всё остальное не более чем вода!» Знала бы Зое тогда, как трудно эту воду приготовить. Теперь знает.
«Не хочу!» – в тысячный раз повторила про себя девушка и закатала рукава. Тягучий жар от печи окутал её плотной поволокой, точно покрывалом, и тут же градинки пота заблестели на загорелом лбе. Образы былых дней раскинулись огоньками звёзд, из которых, будто творец небесный, Зое принялась составлять созвездия. Всего три блюда, если посмотреть шире, но сколько боли в каждом. Сколько страданий! Один только прецедент с пролитым на ногу отца бульоном чего стоил?! Н-да… И ведь не скажешь, что замотана была. Тряпьё впитало, так что лучше б его не было вовсе.
Зое почувствовала тяжёлый взгляд меж лопаток. Демонстрируя редкое злопамятство, Ивес до сих пор поглядывал. Он помнил, а потому следил за каждым движеньем дочери – опасался… «А что, собственно, произошло? Ну, перемотали. Кожа лодыжки покраснела, так ничего страшного. Чего такого?»
Зое выдохнула: «Так, лишние мысли вон. Берём ревень и… а где он?»
Взгляд прогулялся по столешнице. Уже ошелушённая луковица, с отливающей зеленью хрустящих боков, отточенный силами отца нож и пара многоцветных перьев. Три плошки, вода и несколько сухих горбушек. Взгляд трижды вернулся к началу ряда заранее заготовленных пучков, но так и не заметил между ними особенных отличий.
Ошибётся и вкус станет… чуть иным. Есть это, конечно, будет можно, но едой данное блюдо уже являться не будет.
Мать кропоталась за спиной, но спрашивать её не хотелось. Более чем не хотелось. Стыдно откровенно.
«Уж лучше ошибиться», – решила для себя Зое и, выдохнув, протянула руку.
«Тот, не тот. Похож вроде. Как корова на лошадь похож!»
– Тебе помочь? – колокольчиком прозвенел вопрос, и только после Зое, к удивлению своему, заметила пару огромных и чистых глаз, что глядели на неё снизу вверх. Нади уже исполнилось двенадцать, и она, без сомнений, знала, каков ревень на цвет, вкус и запах.
«Из-за табурета не видно, а тоже – помочь», – попыталась разозлиться Зое, но, не сумев, улыбнулась. Сначала мысленно, а затем и по-настоящему. Она убрала выбившуюся прядь за ухо.
– Не волнуйся. Я справлюсь сама.
«Обязана справиться. Что в концов-концов за дела?! Сено в час слепней переворачивать – это нормально, а перед каким-то ревенём, чем бы он там ни оказался, пасую. Хватит! Пора уже взять себя в руки!»
Большие глаза моргнули. По золотым волосам пошла волна, когда Надия нерешительно кивнула. Для девочки, едва доросшей до уровня столешницы, этот