- Да что тебе известно-то? - Круг разговора замкнулся, и выяснение отношений грозило перейти в простое препирательство.

Почувствовав это, Боярин заставил себя снизить тон и почти спокойно сказал:

- В общем - так. Надо встретиться и все обсудить не по телефону.

- Ага, сейчас! - насмешливо ответил Марафет. - Сначала ты несешь невесть что, и, между прочим, за такие базары уже отвечать надо по полной, а потом - на тебе! Встретиться ему захотелось! Знаю я эти встречи - после них трупы грузовиками увозят. Ты не подумай, что я боюсь, и не таких видали, просто ты меня серьезно озадачил, и теперь я буду разбираться сам. Понял?

- Что - чует кошка, чье сало съела?

- Да пошел ты!

- Так значит - не будет встречи?

- Не будет.

- Ну смотри, падла, я тоже не буду сидеть сложа руки. Так что аукнутся тебе и камушки, и снайпер, и твои наполеоновские планы.

- Давай-давай!

В трубке раздались гудки.

Как Боярин и предполагал, из разговора ничего толкового не вышло, зато теперь перед ним открылись, как на ладони, все коварство и вся подлость, а также невиданное лицемерие Марафета. Боярин не боялся конфронтации с флоридским авторитетом. Он знал, что в конечном счете все решают деньги, а уж денег-то у него было заведомо больше, чем у бывшего рэкетира Марафета.

Война так война, решил Боярин и, сняв трубку, набрал номер.

- Петрович, - сказал он спокойно, - есть серьезный разговор. Давай приезжай и возьми с собой Утюга с Заводным.

- Утюга с Заводным? - удивился Петрович, заведовавший бояриновской службой безопасности, а также бывший у него на должности верховного главнокомандующего. - Неужели что-то серьезное?

- Серьезнее некуда, - ответил Боярин, - давай, жду.

И повесил трубку.

Глава 7. Не ходи в сарай со Знахарем

Маргарита сидела в кресле, откинувшись на подголовник и закрыв глаза.

По ее подбородку стекала струйка крови, белая шелковая блузка была разорвана до пояса, и Марафет с вожделением смотрел на крупную загорелую грудь Маргариты, туго привязанной к большому офисному креслу.

- Да-а-а… Баба хоть куда… Жалко, что я тебя так и не трахнул. Хотя…

Марафет соскочил со стола, на котором сидел, и подошел к Маргарите вплотную.

- Хотя… Это никуда не уйдет. Вот ты мне все расскажешь, потом я тебя оттарабаню во все дыры, говорят, что маньяки сильно тащатся с такого удовольствия, а потом… А потом - посмотрим. Но обещаю тебе - то, что будет потом, не понравится тебе еще больше.

Он повернулся к Маргарите спиной и, подойдя к столу, закурил.

Глубоко затянувшись, он снова подошел к Маргарите и выпустил дым ей в лицо.

- И ведь как ты, сука, меня окрутила! - Он усмехнулся. - А я и рад, перья распустил, со скалы прыгал как пацан…

Марафет резко повернулся к стоявшему у двери Витьку и строго спросил:

- Ты уверен, что это была она?

Витек испуганно кивнул. Он не ожидал, что его рассказ о случайной встрече в Бостоне приведет к таким последствиям.

- Точно? Ты не кивай, ты словами скажи.

- Это была она. Точно. Я сразу ее узнал.

- Ладно. Считай, что я тебе должен. Но если ты ошибся - тебе не жить. Иди.

Витек юркнул в дверь и плотно закрыл ее за собой. В коридоре он долго стоял, прижавшись в стене спиной, и тупо моргал глазами. Потом он шмыгнул носом, вытер его тыльной стороной ладони и зашагал подальше от этих непонятных и страшных дел. Авось завтра все устаканится, подумал он и направил свои стопы в бар «Крутая волна», где можно было принять на грудь и отвлечься от нервной работы.

Марафет взял стоявший у стенки стул, поставил его спинкой вперед напротив Маргариты и уселся на стул верхом. Положив руки на спинку, он оперся на них подбородком и посмотрел на Маргариту долгим взглядом.

Ненависть в его глазах сменялась животным желанием, на смену желанию приходила страсть маньяка, наслаждавшегося беззащитностью жертвы, неожиданно для себя он начинал почти восхищаться умом и смелостью этой женщины, и, наконец, Маргарита увидела в его взгляде расчетливую жестокость, говорившую о том, что все эти романтичные переживания - всего лишь сиюминутная слабость.

На самом деле Марафет просто хотел выяснить, кто послал к нему эту умопомрачительную шпионку, что у нее общего с Боярином, и вообще - чем все это пахнет. И для этого он был готов на все. Гнев улегся, боль от сознания того, что любви не будет, да и не могло быть, утихла, и остался только болезненный интерес к тому, что же он услышит, когда заставит эту красивую суку говорить. А в том, что он сможет развязать ей язык, он не сомневался.

- Ну что же, - сказал Марафет, решившись, наконец, начать допрос, - время пришло. Я не буду тебя ни о чем спрашивать, потому что ты сама прекрасно знаешь, что меня интересует. А для того, чтобы ты начала рассказывать об интересующих меня вещах, я сам расскажу тебе, что буду делать для того, чтобы ты стала разговорчивой.

- Дай сигарету, жаба, - сказала Маргарита, презрительно глядя на Марафета.

Он удивленно поднял брови и, улыбнувшись, заметил:

- А как же «вы», а как же «сударь» и прочее?

- Обойдешься.

- Что ж… Это упрощает дело. Пытать женщину из высшего общества, может быть, и занятно, но такую… Такую - проще. А сигарету я, конечно же, дам.

Он достал из кармана сигареты, прикурил одну и сунул в губы Маргариты огоньком вперед. Маргарита дернулась и отвернулась, насколько позволял скотч, обмотанный вокруг ее шеи.

- Ах, простите, ошибся! - воскликнул Марафет, перевернул сигарету и вставил ее Маргарите в рот. - Я вас не обжег?

Она презрительно посмотрела на него и глубоко затянулась.

Пока Маргарита курила, пепел падал ей на ноги, и Марафет следил за тем, как серые невесомые комочки скатывались на ее гладкие бедра, едва прикрытые и без того короткой, а теперь, после возни с привязыванием к креслу, высоко задранной белой юбкой.

Докурив сигарету до самого фильтра, Маргарита выплюнула окурок, и Марафет, проследив за тем, как он закатился под стол, сказал:

- Это вам не идет. Впрочем, скоро вам мало что пойдет. - И вдруг, подавшись к ней, заорал: - Ты что, курва, о себе думаешь? Ты думаешь, что я так и буду играть с тобой в джентльмена? Сука!

И, так же неожиданно успокоившись, он усмехнулся и сказал:

- Посмотри на свои гладкие ухоженные ногти. Я вырву их плоскогубцами, и ты будешь всю оставшуюся жизнь прятать свои изящные пальчики. Это, конечно, если они успеют зажить до того, как ты превратишься в холодное гнилое мясо. А еще… - Он посмотрел на ее грудь. - А еще я возьму кусачки и откушу твои соски. Твои прекрасные крупные и твердые соски. Как, нравится?