– Я тоже тебя люблю, пап, – терпеливо ответила Надя. Раньше отец с ней так не разговаривал, но к концу жизни даже программисты становятся поэтами. Надя снова и снова повторяла, что завтра, когда отправится его навестить, будет ехать очень осторожно. И все-таки он настаивал, что сам за ней заедет. Папа есть папа, а дочка есть дочка, пусть психологам и трудно с этим смириться.

Надя нажала отбой. В дверь постучали так, будто кто-то, кому не хотелось дотрагиваться до нее рукой, воспользовался кончиком зонта. На пороге стояла Зара. В руке у нее было письмо.

– Здравствуйте. Извините, разве мы назначали встречу? – удивилась Надя, потянувшись за ежедневником, а затем за телефоном, чтобы посмотреть, который час.

– Нет, я просто… – тихо сказала Зара. Ее выдавало легкое подрагивание тонких металлических спиц зонта.

Надя это заметила.

– Заходите, пожалуйста, – встревоженно пригласила она.

Кожа у Зары под глазами словно пошла мелкими трещинками под напором того, что приходилось сдерживать годами. Зара несколько минут молча смотрела на картину, изображавшую женщину на мосту, а потом спросила:

– Вы любите свою работу?

– Да, – нервно кивнула Надя.

– Вы счастливы?

Надя хотела коснуться Зары, но удержалась.

– Да, Зара, я счастлива. Я не чувствую себя счастливой беспрерывно, но я давно поняла, что никто не может быть счастлив все время. Но я счастлива… да. Вы пришли затем, чтобы узнать это?

Зара смотрела мимо нее.

– Однажды вы спросили меня, почему я люблю свою работу, а я рассказала, почему она у меня хорошо получается. В последние дни у меня неожиданно появилось много времени, чтобы подумать об этом, и я поняла, что люблю свою работу, потому что верю в нее.

– В каком смысле? – спросила Надя, хотя больше всего на свете ей хотелось просто по-человечески сказать, что она очень рада Заре. Что она о ней много думала. Переживала за нее.

Зара поднесла к картине руку, едва не коснувшись полотна.

– Я верю в то, что у банка свое место в обществе. Я верю в порядок. Я давно смирилась с тем, что клиенты, журналисты и политики ненавидят нас, это и есть наша задача. Банк утяжеляет систему. Замедляет ее, добавляет бюрократии, делает неповоротливой. Чтобы мир не раскачивался так быстро. Людям нужна бюрократия, чтобы они хорошенько подумали, прежде чем сделать глупость.

Зара замолчала. Надя беззвучно села на стул.

– Вы меня извините за такие слова, Зара, но… похоже, что-то в вас изменилось.

– Рынок недвижимости скоро опять рухнет. Возможно, не завтра, но скоро. Мы это знаем. И все же даем кредиты. Когда люди теряют все, что у них есть, мы считаем это их ответственностью, таковы правила игры: мы полагаем, клиенты сами виноваты, они слишком жадные. Но это не так. Большинство из них далеко не жадные, они просто… как вы сказали, когда мы обсуждали эту картину: они ищут, за что ухватиться. Ради чего стоит бороться. Они хотят, чтобы у них была крыша над головой, место, где можно растить детей, жить свою жизнь.

– Что произошло с тех пор, как мы не встречались? – спросила Надя.

Зара улыбнулась вымученной улыбкой. Как ответить на этот вопрос? Вместо этого Зара ответила на другой:

– Все стало проще, Надя. Банки больше не утяжеляют систему. Сто лет назад почти все работники банка понимали, на чем они зарабатывают. Сегодня в каждом банке максимум три человека действительно понимают, откуда что берется.

– Вы пытаетесь найти свое место, потому что перестали это понимать? – спросила Надя.

Зара скорбно подвигала подбородком.

– Нет. Я ушла с работы. Потому что поняла, что я одна из тех трех.

– Что же вы теперь будете делать?

– Не знаю.

На этом месте Надя наконец-то смогла сказать кое-что важное. Кое-что, чему ее не учили в школе, но что время от времени необходимо слышать каждому.

– «Не знаю» – это хорошая отправная точка.

Больше Зара не сказала ничего. Она смазала руки антибактериальным гелем, пересчитала окна. Между Зарой и Надей был узкий письменный стол – иначе они никогда не смогли бы сидеть так близко друг к другу. Иногда нам нужно не расстояние, а барьер. Движения Зары были осторожными, движения Нади – бережными. Надя заговорила лишь долгое время спустя:

– Помните, на одной из наших первых встреч вы попросили меня объяснить, что такое паническая атака? Кажется, я толком и не ответила.

– Теперь у вас есть ответ?

Надя покачала головой. Зара не удержалась от улыбки. Надя ответила не как психолог с высшим образованием, а как человек:

– Знаете, Зара, по моему опыту, помогает, если говорить об этом. Так сложилось, что фраза «я с бодуна» вызывает у коллег больше симпатии, чем если ты скажешь «я в отчаянии». Каждый день мы встречаем на улице людей, которые чувствуют то же, что я и вы, но не все из них понимают, что это. Люди месяцами испытывают боль, им тяжело дышать, они ходят к врачам, думая, будто проблемы – с легкими. А все потому, что им трудно признать: внутри что-то… треснуло. Что это душевная боль, жидкий свинец в крови, невыносимая тяжесть сдавила грудь. Мы обманываем сами себя, говорим себе, что должны вот-вот умереть. Но с нашими легкими все в порядке, Зара. Мы с вами не умрем.

Невидимые слова кружили между ними, порхали по воздуху, пока тишина не поглотила их. Мы не умрем. Мы не умрем. Мы не умрем.

– Во всяком случае, не сейчас, – отметила Зара, и психолог расхохоталась.

– Знаете, Зара, возможно, вы найдете работу в кондитерской, – улыбнулась Надя, – и будете сочинять тексты для печений с предсказаниями.

– Единственное предсказание, которое должно быть в таком печенье: «Съев его, вы потолстеете», – ответила Зара. И тоже расхохоталась, но кончик носа предательски дрожал. Взгляд устремился сначала в окно, потом украдкой коснулся Надиных рук, ее шеи, поднялся до подбородка, но так и не добрался до глаз. В комнате повисла тишина – так долго они еще не молчали. Зара зажмурилась и сжала губы, кожа у нее под глазами наконец-то расправилась. Ужас сомкнулся вокруг нее и невидимыми каплями вылился на край письменного стола.

Она медленно выпустила из рук конверт. Надя неуверенно взяла его. Зара хотела прошептать, что пришла к ней ради этого письма, – в тот самый первый раз, когда исполнилось десять лет с тех пор, как человек прыгнул с моста. Заре нужен был кто-то, кто прочитает его вслух и останется с ней после этого, когда в груди будет жечь; кто помешает ей прыгнуть оттуда самой.

Зара хотела прошептать это Наде. О том, что Зара видела, как тогда навстречу Наде побежал мальчик, который спас ее. Что каждый день после этого она думала о том, как люди не похожи друг на друга. Но единственное, что ей удалось сказать:

– Надя… вы, я…