Стивен крякнул. Он затруднялся припомнить, кому принадлежит этот грубоватый голос, прилетевший совсем из другого времени.

— Я — Тайсон. Доброволец, если вы понимаете, о чем я. Там, где мы стояли, атака захлебнулась, и нас послали сюда. Санитаров немцы перебили. А здесь ольстерцы закрепились. Ну и ваши ребята тоже.

— Что у меня?

— По-моему, кость не задета. Левая нога. С такой раной даже на родину не отправляют. Я к вам сейчас капитана Уира пришлю.

Стивен лежал на спине в неглубокой воронке. Боли в ноге он не чувствовал.

Прайс проводил перекличку. Перед ним выстроились солдаты его роты — те, кому повезло вернуться. Глаза у них бегали, лица серели в темноте.

Поначалу он спрашивал о местонахождении каждого, кто не вернулся из боя. Но вскоре понял, что такие расспросы займут слишком много времени. Уцелевшие далеко не всегда могли с уверенностью сказать, кого они видели убитым. Они стояли понуро, как если бы каждый орган их тел молил, чтобы ему дали отдых.

И Прайс заторопился. Если на названное им имя никто не откликался, он сразу выкликал следующее. Бирн, Хант, Джонс, Типпер, Вуд, Лесли, Барнс, Стадд, Ричардсон, Сэвил, Томпсон, Ходжсон, Биркеншоу, Луэллин, Фрэнсис, Аркрайт, Дункан, Ши, Симонс, Андерсон, Блум, Фэйрбразер. Имена скороговоркой произносились в темноте и уносились в места, где раньше жили их обладатели, в города и деревни, куда вскоре полетят телеграммы, где будут опущены шторы, а из-за закрытых дверей станут доноситься по вечерам приглушенные стоны; в места, которые их породили и которые обратятся теперь в подобия женских монастырей, в подобия мертвых городов, лишенных жизни и назначения, без переклички отцов и их детей, без молодых людей на фабриках и в полях, без мужей для женщин, без гулких голосов в кабачках, без младенцев, которые могли бы родиться, вырасти и работать, писать картины, даже править страной, но так и остались, не зачатые, в разодранных телах своих отцов, лежавших сейчас по вонючим воронкам, которыми покрылись свекольные поля; ушедших из дома, чтобы обратиться из живых тел в имена на гранитных плитах, по равнодушным поверхностям которых будут с зеленым безразличием ползти мхи и лишайники.

Из 800 бойцов батальона, поднявшихся этим утром на бруствер, отозвались на свои имена 155. Прайс приказал роте разойтись — не лающим, как на учебном плацу, голосом, но мягко. Солдаты попытались произвести поворот кругом, а затем, ступая на подгибавшихся ногах, перестроились по-новому, — каждый оказался рядом с кем-то, кого прежде не знал. И сомкнули ряды.

Поджидавшие их Джек Файрбрейс и Артур Шоу попробовали расспросить о том, как все было. Но бойцы шли, словно во сне, и на вопросы не отвечали. Некоторые сплевывали или сталкивали каски с голов на спину; почти все смотрели в землю, лица их оставались лишенными выражения, но на каждом запечатлелась печаль. Они разошлись по палаткам и заснули.

Один в своей воронке, Стивен лежал, глядя на поднимавшийся к Тьепвалю склон, и ждал, когда наступит полная темнота.

Наконец к нему спустился Майкл Уир.

— Тайсон объяснил мне, где вас найти. Как нога?

— В порядке. Ходить буду. А вы как сюда попали?

— Добровольцем. На передовой у нас кавардак совершенный. Полевые перевязочные пункты переполнены. Траншея, с которой вы нынче начали, забита трупами, они даже подняться в атаку не успели. — Голос Уира подрагивал. Он прижимался к раненой ноге Стивена. — Двое генералов покончили с собой. Это ужасно, ужасно, это…

— Спокойнее, Уир, спокойнее. И отодвиньтесь немного в сторону.

— Так лучше? С вами-то что было?

Стивен вздохнул, откинулся на землю. Шум все-таки стихал. Пушки умолкали с обеих сторон фронта, но разрозненные вспышки пулеметного огня и винтовочные выстрелы еще продолжались.

— Не помню, — сказал он. — Не знаю. Я видел, как убили Бирна. Сначала я думал, что все по плану. Потом оказался в реке. Не знаю. Очень устал.

Наконец стемнело. Ночь проливалась волнами с горного кряжа, и стрельба в конце концов прекратилась.

И тогда земля вокруг пришла в движение. Справа от них поднялся солдат, неподвижно лежавший еще с первой атаки, но упал снова — раненая нога не выдержала его веса. Зашевелились и другие одиночные солдаты, полезли, точно черви, из воронок: они хромали, ползли, волокли свои тела по земле. Через несколько минут склон уже кишел ранеными, пытавшимися вернуться к своим окопам.

— Господи, — произнес Уир, — понятия не имел, что здесь столько народу.

Это походило на воскрешение мертвых, зарытых на кладбище в двенадцать миль длиной. Скрюченные, исстрадавшиеся тела во множестве поднимались из обожженной земли, ползком или пешком возвращаясь в мир живых. Земля словно бы отрыгнула целое поколение изувеченных мертвецов, каждого по отдельности, но вместе напоминавших некое сплоченное братство; земля отпускала их, но без особой охоты.

Уира трясло.

— Все хорошо, — сказал Стивен. — Стрельба утихла.

— Дело не в ней, — ответил Уир. — В этих звуках. Вы разве не слышите?

Стивен не замечал ничего, кроме тишины, наступившей, когда замолчали пушки. Но теперь, вслушавшись, понял, о чем говорит Уир: о тихом непрерывающемся стоне. Ни одного отдельного голоса он различить не смог, однако стон поднимался к ним от реки и уходил на полмили, если не дальше, вверх по холму. И по мере того, как его уши привыкали к отсутствию выстрелов, Стивен начинал различать его все с большей ясностью: казалось, стонет сама земля.

— О боже, боже, — Уир уже плакал. — Что мы натворили, что натворили? Вслушайтесь. Мы сделали что-то страшное, и к прежнему нам не вернуться.

Стивен сжал его руку.

— Тише, — сказал он. — Нужно держаться.

Он понимал, что чувствует Уир, поскольку чувствовал то же самое. В этих протестах земли слышалось звучание нового мира. Если он сейчас же не возьмет себя в руки, может больше не вернуться в реальность, в которой жил.

— О боже, о боже. — Уир дрожал и скулил, а звук поднимался от земли, подобно сырому ветру, и царапал стеклянное небо.

На миг Стивен дал своему усталому мозгу свободу. И обнаружил, что звук уносит его в мир, где нет ничего, кроме панического страха. Он вырвался из этого состояния и не без труда втянул себя в прежнюю жизнь, которая уже не могла оказаться той же, но могла, если он поверит в нее, продолжиться.

— Обнимите меня, — попросил Уир. — Пожалуйста, обнимите.

Он подполз к Стивену, положил ему на грудь голову:

— Назовите меня по имени.

Стивен одной рукой обнял его, прижал к себе:

— Все хорошо, Майкл. Майкл, все хорошо. Держись, не раскисай. Держись, держись.