не только это... например то, что командует у них не майор, а капитан. Умному достаточно...

А боец тем временем продолжал:

— Бандитов и правда, было с полсотни...

— И вы их без потерь положили? — вновь подал голос Свиридов. — Урежь осетра, боец.

— Товарищ полковник, — обратился к Акимову сержант. — Надо кого-то к каравану отправить, парней сменить. Может товарищ капитан заодно и посчитает? А то у меня с математикой плохо...

— Ты сопляк...

— А ну тихо! — Акимову уже стала надоедать эта пикировка. — Ты сержант умерь гонор, субординацию ещё никто не отменял.

— Извините, товарищ полковник, только сомневаться в том, что шесть десантников могут раскатать в блин полсотни бандитов, это оскорбление.

— Шесть? — забеспокоился проводник. — Ты же говорил, все целы.

— Целы, целы. Пьеро и Тихоня базу охраняли.

— А-а-а... — сразу успокоился боец.

— Шесть? — недоверчиво протянул капитан.

А вот Акимов промолчал. Слова об оскорблении, несмотря на нахальство сержанта, запали в душу...

— Капитан, пойдёшь и посчитаешь. Если врёт, ответит и за нахальство и за всё остальное. Рогожин умеет наказывать. Ведь так сержант?

Тот как-то сразу сдулся и обречённо признал:

— Эт-т-то точно.

— Вот! А если нет. То ты, Свиридов, прилюдно принесёшь извинение за оскорбление голубого берета! Всех устраивает?

— Так точно, — радостно скалясь, рявкнул тот.

— Так точно, — сержант, как будто, с жалостью посмотрел на капитана.

— А теперь вопрос. Отсюда теперь что пешком?

— Зачем? — удивился сержант. — Дорога же есть?

— А у нас тросов нет, чтоб растащить камни...

— А зачем? Сейчас откатим, — и переливчато свиснув, крикнул: — Бойцы, на выход.

Наверху склона нарисовалось четыре фигуры, держащие в руках гранатомёты.

— А ты серьёзно подготовился к встрече сержант, — одобрительно произнёс полковник.

— Вы даже не подозреваете на сколько...

— Ну, так просвети.

Парень вздохнув, скомандовал:

— Покажите гостям, — и крутанул рукой.

Фигуры исчезли и через полминуты вытащили на склон два миномёта...

— Знаешь что, капитан, — прокашлявшись, произнёс полковник. — Мне, кажется, тебе лучше уже сейчас начинать репетировать речь...

Тот только хмыкнул. Второй раз он это сделал, когда головорезы Рогожина откатывали камни. А ведь казалось, что только БТРом можно... Что за суперменов воспитывает этот якобы капитан?

Ах да! Был ещё третий раз, когда ехидный сержант показал заминированную обочину...

***

Ах, этот забавник — капитан Свиридов. Ну да ничего, будет знать, как сомневаться, и, главное, наглый такой! Вот пусть теперь покопается да посчитает, а то взял моду...

Хотя, я тоже хорош. Понять его можно: какой-то наглый сержантишка, строит из себя крутого перца. Но ведь меня прёт! Ай, ля-ля... Сколько я уже не спал? Вот ведь вопрос?! Ночью даже часок покемарить не удалось. А куда деваться? Нас всего восемь человек, а пасти надо со всех сторон, да ещё дороги на всякий случай минировали. Хотя минировал, конечно, Листик, а мы так... мины таскали, да взрывчатку и ещё миномёты. Вот ведь тоже... И камни эти ворочали, будь они неладны. Вот ночь и пролетела, а с утра наши на двух БТРах. То, что наши, определили сразу, уж разглядеть Молота на броне даже с недосыпу получится. Такой он маленький и незаметный. А вот всё остальное... С устатку пёрло. А тут ещё этот... Ну да ничего, дождусь Васильева и гори оно всё огнём.

А пока, уложив в карман расписку, веду полковника внутрь базы. Начнём, пожалуй, с трупаков. А что? Пусть проникнется. Проникся. Блевать он, конечно, не стал — закалённый мужик, сразу видно не за красивые глаза на своём месте оказался, да и отцы-командиры о нём довольно уважительно отзывались. А это дорогого стоит! Уж поверьте мне на слово. Но сбледнул капитально, да и запашок уже пошёл. Чай больше суток лежат.

В хозяйскую «каморку» он даже не рвался. Я ему только намекнул, что местный босс оказал сопротивление, и мы немного перестарались. Взглянул на меня испытывающим взглядом:

— А до этого всё было в норме? — и кивнул назад, туда, где были казармы с трупами. — Боюсь представить, что у вас перестарались.

Конечно это он для проформы, решил, наверняка, что мы его или забили, или запытали и поэтому не хотим показывать. Ну да он не далёк от истины, били долго...

А потом уже я выпал в осадок. И капитально так выпал. На склад то идти мимо столовой. Вот полковник и заглянул:

— Зухра! Зухра! Девочка моя, живая! — срывающимся голосом выкрикнул Акимов. И практически, снеся меня с ног, бросился внутрь.

Женщина в этот момент вовсю руководила процессом. Чай столько народу надо накормить. И обернувшись на крик, прижала ладони к лицу. Из глаз хлынули слёзы, и вот она бросается на шею к подбежавшему полковнику:

— Дядя Сёма! Дядя Сёма! Слава богу, вы здесь. Как мама, как папа? Как Сереженька?

— Всё хорошо, малышка, всё хорошо. Тебя только вот похоронили уже, а ты живая! Как же так вышло то?

Я говорил, что в шоке? Нет? И не говорю, я в охрененом шоке! Но я глубоко заблуждался думая, что удивить меня ещё сильнее у них не получится. Получилось.

— Сержант, я твой должник по гроб жизни. Это же дочка друга моего. Генерала Разина... Степана Георгиевича Разина! А он человек благодарный, поверь.

Млять!!! Я, кажется, сказал, что в охрененом шоке? Нет я в ох...ом шоке. Дочь Разина! Того самого, что загнал нас сюда! В голове сплошной сумбур. Это что же получается? Зухра говорит, что её держали, чтоб отец не рыпался? Акимов говорит, что её похоронили? И как это понимать? Хотя можно предположить, что над женщиной очень тонко издевались, типа видишь, не может отец тебе помочь, хотя знает как мы тебя... Или генерал скрывал от других, что дочь жива? Ага, и от жены и от лучшего друга. А кто его знает?

Вот только у нашей операции появляются совсем другие ноги... Скорее всего, генерал или отомстить хотел за дочь, но светиться не желал, так как за семью боялся. А может, знал, что жива и надеялся, что мы выведаем всё? Или дело в оружие? Например, знал про него, но по официальным каналам ничего сделать не мог, и за дочь боялся? А может?.. А до фига чего может! Вот только некоторым жутко любопытным сержантам придётся урезать свои желания. Хотя