—О Боже, — простонала она. — Нет, Сет, нет. Ты же обещал, что всегда будешь со мной. Неужели ты лгал? Зачем?

Дюпре потерял дар речи. Его реакция на то, что она поведала, была откровенно болезненной. Он опасался за ее рассудок, и когда уже подумывал о том, чтобы позвать доктора, она вдруг очнулась и обвинила его во лжи. Во всем этом не было никакого смысла. Ни малейшего.

— Аманда. — Он присел на краешек кровати и попытался отнять у нее рамку, но ничего не добился, кроме нового потока слез, от которых ему тоже хотелось расплакаться. — Аманда, ты мое сердце. И я никогда не посмел бы солгать тебе. Почему ты решила, что я лгал?

Мое сердце. Совпадение в откровениях двух разных мужчин поразило ее. Рыдание застряло в горле, и она уставилась на Дюпре сквозь пелену слез. Его взгляд заставил ее задуматься.

—Я никогда прежде не видела ваши глаза так близко, — призналась она.

Дюпре улыбнулся:

— Нет, видели, но просто забыли. В тот день, когда вы упали в парке. Мы с вами смотрели друг на друга глаза в глаза.

Она вздрогнула.

— Они карие… и одновременно золотые. Можно сказать, янтарные, да?

Он пожал плечами, слегка смутившись.

— Думаю, да. Я никогда не обращал на них особого внимания, будь они хоть черными, хоть голубыми. — Он улыбнулся, пытаясь разогнать ее печаль. Но тут его лицо снова омрачилось. — Аманда, почему вы назвали меня лжецом? Я не лгал: Я не мог вам солгать.

Она покачала головой, и слезы снова полились из ее глаз.

— Простите. Вы неправильно поняли. Я говорила не о вас. Я имела в виду другого человека.

Дюпре продолжал настаивать:

— Мне так не кажется. Давайте выкладывайте. Что бы это ни было, вы можете смело сказать мне. В конце концов, доверились же вы мне настолько, что послали пленку. — Вспомнив, как на протяжении многих лет обращался с ней муж, и при этом совершенно безнаказанно, он удивился тому, что это вообще произошло.

— Да, послала. Не знаю почему. Мне казалось, что только вы можете мне помочь. — Она вспыхнула. — Хотя я не была уверена, что поможете. Я просто попытала судьбу и доверилась своей…

Она стыдливо отвела взгляд, не в силах закончить фразу.

— …интуиции, — подсказал Дюпре, испытывая отчаянное желание обнять ее.

Она кивнула.

— Но это все-таки не объясняет, почему вы назвали меня лжецом, — настаивал он,

Она взглянула на него. В первый раз за все время после пробуждения в ней возникло иное чувство, нежели скорбь? Как ни странно, чужая боль подействовала на нее успокаивающе, пусть даже эта боль обиды была вызвана недоразумением.

— Я не говорила, что вы лжец, — пробормотала она, пристально глядя ему в глаза. — Я сказала, что Сет лжет.

Он нахмурился.

— Не знаю, кто вам сказал, но обещаю, что разберусь с ним где-нибудь в другом месте.

Она вздрогнула от этого странного замечания. Оно казалось бессмысленным.

— Послушайте, Дюпре…

— Джефферсон, — поправил он, с улыбкой глядя, как на ее щеках проступает румянец.

Она закатила глаза и крепче прижала к груди Дримкетчер.

— Ну Джефферсон. Никто мне ничего не говорил. И я не понимаю, о чем говорите вы.

— Меня зовут Джефферсон, — сказал он. — Но отец называл меня Сет. Я отчетливо слышал, как вы…

Комната закружилась. Аманда бессильно повалилась на подушку, глядя на темный мужской силуэт. Волосы у него короткие, но тоже темные как вороново крыло. Кожа светлая, но все же на несколько оттенков темнее ее собственной. И эти глаза… те же самые, глубокие теплые янтарные глаза.

Она закрыла глаза и услышала слова, снова и снова вспыхивающие у нее в мозгу: «Я Нокосе, сын мускоги, но отец называл меня Сет».

Неожиданно для себя самой и для Дюпре Аманда протянула к нему руки.

— Вы не будете возражать, если я попрошу вас обнять меня?

Как прекрасны были удивление и безудержная радость на его лице!

— О Боже, Аманда. Это будет для меня наслаждением… всегда.

Он наклонился. Она закрыла глаза, осязая его целиком, проверяя свою догадку, пока он держал ее в своих объятиях. Размах его плеч под пиджаком, жесткость волос между ее пальцами и мягкий трепет дыхания на ее щеке — все было тем же самым и все же другим. Но ей нужно помнить — больше двух столетий минуло со времени существования того, другого. Если это был… если он был…

Ее пробрала дрожь.

Дюпре закрыл глаза и трижды произнес про себя молитву, прежде чем осмелился заговорить:

— Не знаю почему. Я никогда не умел выражать свои чувства, Аманда. Но вам следует знать, что вы мне очень и очень небезразличны. — Он ощутил, как она напряглась в его руках. Чтобы предупредить ее панику, он поспешил с объяснениями: — Я никогда прежде не знал вас, кроме как по имени, до того происшествия в парке. И когда кто-то крикнул: «Держи ее, она сейчас упадет!» — через мгновение я, смотрел в глаза той, которую, казалось, знал давным-давно. Когда вы исчезли, я думал, вы были… — Он приник лицом к ее кудрям и постарался не думать о темноте, которая чуть не поглотила его. — Когда я не мог вас отыскать, — поправился он, — я почти обезумел. Не мог спать. Не мог есть. Я чувствовал себя так, будто потерял вторую свою половину, и это было совершенно необъяснимо, потому что вы были женой другого. У меня не было и нет на вас никаких прав. Черт, я даже не знаю, какой ваш любимый цвет.

— Янтарный, мне кажется, — тихо ответила она и вздохнула, как только он выпустил ее из своих объятий. Все эхо не умещалось в голове. Но также не умещались в голове и события последних пяти дней. Если она смогла привыкнуть к произошедшему, то чем это было хуже… или лучше?

Он улыбнулся и кончиком пальца провел по ее нижней губе.

У Аманды перехватило дыхание от необыкновенной нежности. Это было то, что часто делал Сет. «О Боже. Пусть так и будет».

— Тебя зовут Сет? Правда?

— Правда, Но никто, кроме отца, не называл меня так.

— Почему?

Он пожал плечами.

— Не знаю. Это такое имя, которое я всегда держу при себе.

«Ты ждал, пока я тебя найду, правда? Но что-то произошло с нами. Где-то на пути в нашу судьбу вмешался Дэвид. Ты должен найти способ излечить меня… и помочь мне обрести тебя».

— Я была не права, — сказала Аманда. — Ты не лгал.

Он вздохнул.

— Слава Богу, что все выяснилось.

— Но я лгала самой себе. Слишком много лет. Если бы не ты… если бы ты не нашел и не спас меня… если бы не вмешался, то было бы слишком поздно исправлять эту ужасную ошибку.

Он улыбнулся.

— Никогда не поздно сделать что-то важное.