С криком: «Ха!», доктор соскочил с кровати, проделал комплекс гимнастических упражнений и пошел в душ. Закончив процедуру, он посмотрел на себя в зеркало. На лице не осталось и следов недомогания. Чистые блестящие глаза с узкими зрачками, разгладившиеся морщины, этот давно забытый ироничный оскал омолодили доктора лет на пятнадцать.

— Ар-Эх-Ис-Ос-Ур, — подмигнув, сказал Вагнер своему отражению, затем он подошел к кровати и рухнул на нее в позе пятиконечной звезды.

5 июля, наши дни. Несвиж

На этот раз пан Бронивецкий прибыл к дому Григория на машине. Во-первых, он еще чувствовал некоторую слабость после сразившего его накануне сердечного приступа, а во-вторых, ему непременно надо было успеть в костел, где между десятью и одиннадцатью часами утра должна была состояться долгожданная встреча с агентом.

— Вижу, дело срочное, — заметил вышедший навстречу раннему гостю Григорий.

Пан Бронивецкий несколько неуклюже вылез из машины и смущенно улыбнулся.

— Не люблю откладывать срочные дела в долгий ящик, — пояснил он, разводя руками. — Так меня учили братья иезуиты.

Зачем ему все же могли понадобиться деньги, размышлял Григорий, следуя позади своего гостя, который продолжал беспечно болтать, пересыпая свою речь польскими словечками и оживленно размахивая руками. Сумма-то немаленькая. Стоп, вдруг вспомнил он свой последний визит к Францу, а ведь тот тоже просил меня одолжить ему денег, только в два раза больше. А для чего — не признался. Может, только совпадение? Или же эти два события как-то связаны между собой, и тогда приезд поляка, как я и предполагал, определенно имеет отношение к смерти старика Юркевского, а, следовательно, к тому, что произошло с Францем. Прямая тут связь или косвенная — трудно сказать. Этот Бронивецкий совсем не похож на человека, способного решать сложные задачи. Я бы ему важное дело не доверил. Слишком уж он нервный. С другой стороны, неизвестно, какими критериями руководствовались те, чьи интересы он может тут представлять. Весьма вероятно, что его визит в Несвиж — это воля Ватикана, который до сих пор не оставляет надежд заполучить Золотых Апостолов Радзивилла. Если все так, то поляк вполне может стать следующей жертвой. В этот момент Григорий почувствовал, как у него заложило уши. Однако… Если уж все так серьезно, то и повод должен быть серьезным, иначе какой смысл Ватикану ввязываться в такую грязную историю. Не говорит ли это о том, что появилась какая-то новая информация, способная привести к Апостолам, и об этом уже известно даже за пределами Несвижа? Почему бы и нет? Все может быть. Франц наверня-ка что-то раскопал, иначе зачем ему было клянчить у меня деньги и заключать со мной соглашения, цель которых может быть только одна — раскопки в замке. Посмотрим, как будут развиваться события. Что бы там ни было, а с этого момента надо не спускать глаз с Бронивецкого. Интуиция меня еще никогда не подводила, а именно она подсказывает мне, что пан Простофиля выведет меня на что-то очень важное, может быть, даже на сам тайник. Только бы Островский со своими следственными штучками не помешал. Если я, а не кто-либо другой, доставлю Апостолов в Ватикан, то задачу с признанием моих прав на принадлежность к генеалогическому древу Радзивиллов можно считать решенной.

— Может, чашечку кофе? — предложил Григорий, когда они вошли в дом. Ему не терпелось задать Бронивецкому несколько вопросов, но не для того, чтобы услышать ответы, а для того, чтобы посмотреть на его реакцию.

— Благодарю, с удовольствием, — охотно согласился тот, с любопытством озираясь по сторонам.

— Как видите, все на своих местах, — сказал хозяин, заметив взгляд гостя. — Ничего не взяли.

— Да, вам повезло, — согласился тот. — У нас в Польше, к сожалению, тоже такое случается. Все потому, что люди забыли Бога, хотят все сразу, без усилий и труда. Падение нравов, как теперь говорят.

— Полностью с вами согласен, — прокричал Григорий из кухни. — Но что более печально, некоторые из тех, кто все еще считает себя людьми воцерковленными, придерживающимися христианской морали, точно так же зарятся на чужое добро и никакими способами при этом не брезгуют.

Пан Бронивецкий слабо улыбнулся. Ему показалось, что в этот раз Григорий говорит именно о нем.

— Каждому по делам его, — сказал он, и голос его был полон елея. — На все воля Божья.

— Вам с сахаром или без?

— С сахаром, — откликнулся Ежи, вспомнив о том, что пить кофе ему строго-настрого запретили. — И побольше сливок, если можно, — добавил он, прислушиваясь к своему сердцебиению.

— Я так понимаю, — Григорий появился в дверях с двумя чашками кофе, — деньги вам нужны непременно сегодня?

— Да, именно сегодня, — поспешил подтвердить пан Бронивецкий. — Я уже договорился… — начал он, но осекся.

Григорий сделал вид, что не обратил на его слова внимания.

— Так получилось, — продолжал он, помешивая напиток, — что как раз накануне один мой знакомый тоже просил у меня деньги. Сказал, что это очень важно для него. Однако мне пришлось отказать ему.

Бронивецкий опустил глаза. Он чувствовал, что Григорий к чему-то клонит, но не понимал, к чему именно.

— Я предпочитаю иметь дело только с надежными людьми, — продолжал тот, задумчиво позвякивая ложечкой в чашке. — С людьми, на которых можно положиться, которым можно полностью доверять. Видите ли, этот мой знакомый человек со слабостями.

— Да, понимаю, — кивнул Ежи, до которого, как он решил, наконец, дошел смысл слов хозяина. — Когда человек находится в плену своих слабостей, он, естественно, не может быть надежным партнером.

— Вот именно. И вы представляете, как раз вчера узнаю, что он теперь в больнице и жизнь его в опасности. Какой-то неизвестный ударил его молотком по голове. У нас тут, знаете ли, теперь это случается с пугающей регулярностью.

Ежи почувствовал, как его снова начинает мутить.

— Вам нехорошо, — заметив его замешательство, участливо поинтересовался хозяин. — Может быть, воды? У меня есть корвалол…

Пан Бронивецкий сделал неопределенный жест рукой, словно отгоняя от себя назойливую муху, и встал. Лицо его было искажено.

— Если позволите, мне нужно ехать. Спасибо за кофе. В следующий раз мы непременно поговорим о наших общих интересах и обо всем остальном. Сначала долг.

— Да, понимаю, — вздохнул Григорий. — Он извлек из ящика письменного стола конверт и протянул его Бронивецко-му. — Здесь все, что вы просили. Надеюсь, это поможет вам.

— Благодарю. Я уповаю только на помощь Господа, — ответил тот, пряча конверт в карман.

* * *

Этот рабочий день казался Альке бесконечным. Она буквально изнывала от желания поскорее встретиться с Вадимом и высказать ему свои предположения относительно случившегося. Убедившись, что в отделе все заняты своим делом и на нее никто не обращает внимания, она достала из сумки полученные от журналистки записи и углубилась в их изучение. Катя не обманула и действительно очень подробно записала все сказанное стариком Юркевским, не упустив ни одной мелочи.