Русские послы в Амстердаме все дни проводили в хлопотах, готовясь к аудиенции. Они заказали три великолепных придворных экипажа, новые платья для себя и ливреи для слуг. Тем временем в Гааге им сняли две гостиницы и завезли туда большие запасы вина и продовольствия. Пока шла подготовка, Петр надумал сопровождать послов инкогнито, чтобы посмотреть, как их будут принимать. Витсену было трудно выполнить эту просьбу, но еще труднее отказать. Петр поехал в одной из карет поменьше и настоял, чтобы с ним ехал его любимец карлик, хотя карета и так уже была переполнена. «Что ж, – сказал царь, – тогда я посажу его к себе на колени». По пути из Амстердама в Гаагу Петр увидел много нового и интересного. Проезжали какой-то заводик, и Петр спросил, для чего он. Ему сказали, что здесь распиливают камень, и он заявил, что хочет сам посмотреть. Карета остановилась, но на дверях висел замок. Даже ночью, проезжая по какому-то наплавному мосту, Петр пожелал изучить его конструкцию и сделать замеры. Экипаж опять остановился, принесли фонари, и царь измерил длину и ширину моста. Он принялся было определять глубину его понтонов, но тут фонари задуло ветром.

В Гааге Петра отвезли в отель «Амстердам» и провели в красивую комнату с роскошным ложем. Петр все это отверг и выбрал взамен маленькую комнатку с простой кроватью под самой крышей гостиницы. Однако через несколько минут он решил, что хочет находиться вместе со своими послами. Было за полночь, но царь настоял, чтобы снова заложили лошадей и отвезли его в отель «Деленс». Тут опять ему показали прекрасные покои, которые ему не подошли, и он сам отправился искать себе ночлег. Заметив, что кто-то из посольской обслуги крепко спит, устроившись прямо на полу, на медвежьей шкуре, Петр растолкал его со словами: «Давай, давай, вставай!» Слуга с ворчанием перевернулся на другой бок. Петр снова пхнул его ногой: «Живей, живей, я хочу здесь спать». На этот раз слуга сообразил, что к чему, и вскочил на ноги. Петр растянулся на теплой шкуре и уснул.

В день приема послов Генеральными штатами Петр оделся по-европейски, как придворный кавалер. На нем был синий с золотом костюм, белокурый парик и шляпа с белым пером. Витсен провел его в комнату рядом с залом, где должна была состояться церемония приема. Отсюда Петр мог все видеть и слышать через окошко. Там он и ждал появления своих послов. «Опаздывают», – волновался царь. Он стал еще нетерпеливее, когда заметил, что все оборачиваются, чтобы взглянуть на него, и услышал нарастающий гул возбуждения – люди шепотом передавали друг другу, что царь в соседней комнате. Он хотел было скрыться, но для этого надо было пересечь битком набитый аудиенц-зал. Совсем потеряв голову, Петр попросил Витсена приказать членам Генеральных штатов отвернуться, чтобы они не видели, как он пройдет через зал. Витсен отвечал, что нельзя приказывать этим господам, являющимся верховными правителями Голландии, но что он их попросит. Члены высокого собрания выразили готовность встать в присутствии царя, но повернуться к нему спиной не соглашались ни за что. Узнав об этом, Петр зарылся лицом в свой парик, стремительно прошагал через зал, выскочил в вестибюль и сбежал вниз по лестнице.

Через несколько минут в зале появились послы и состоялась аудиенция. Лефорт по-русски произнес речь, которую перевели на французский, и преподнес их высоким светлостям роскошную коллекцию собольих шкурок. Лефорт, в Москве одевавшийся по-европейски, был по случаю приема облачен в московское парчовое платье с меховой оторочкой. Его шапка и меч искрились алмазами. Головин и Возницын облачились в черный атлас, расшитый золотом, жемчугами и алмазами, на груди у каждого висел медальон с портретом царя, а на плечах красовались шитые золотом двуглавые орлы. Послы произвели хорошее впечатление, все восхищались русскими костюмами и говорили о царе.

Находясь в Гааге, Петр сохранял свое инкогнито, встречаясь с голландскими государственными деятелями в неофициальном порядке и отказываясь от всякой публичной демонстрации собственной персоны. Он побывал на банкете в честь дипломатического корпуса, где сидел рядом с Витсеном. Его встречи с Вильгельмом продолжались, хотя не сохранилось никаких записей их бесед. Наконец, удовлетворенный тем, как встретили его послов, он оставил их вести переговоры с Генеральными штатами и возвратился в Амстердам – работать на верфи. На переговорах посольство добилось лишь частичного успеха. Голландцы не были заинтересованы в крестовом походе против турок, а поскольку их обременяли долги, накопившиеся из-за войны с Францией, и к тому же требовалось заново строить собственный флот, то они отказали русским в просьбе помочь в сооружении и оснащении семидесяти боевых кораблей и более сотни галер для плавания в Черном море.

Осенью Петр нередко совершал экскурсии в карете, как правило, вместе с Витсеном, по плоским, низменным сельским провинциям Голландии. Проезжая по этой земле, бывшей некогда дном мелководного моря, он разглядывал окрестности с разбросанными тут и там ветряными мельницами и церквами с высокими красными шпилями, луга, на которых паслись тучные стада, маленькие, построенные из кирпича городки с кирпичными же мостовыми. Особенное удовольствие доставляло Петру видеть реки и каналы, кишевшие лодками и баржами. Часто, когда плоская поверхность земли не позволяла заметить границу между сушей и водой, казалось, будто коричневые паруса и мачты плывут по широким полям.

Однажды Витсен повез Петра на парадной яхте на остров Тексел у берегов Северного моря посмотреть, как возвращается китобойная флотилия из Гренландии. Место было пустынное – пологие дюны, низкорослые деревья, белый прибрежный песок. В порту Петр поднялся на одно из прочных трехмачтовых судов, внимательно его осмотрел, задавал много вопросов о китах. Чтобы он мог увидеть все своими глазами, на воду спустили китобойную шлюпку, и команда продемонстрировала, как охотятся с гарпунами на кита. Петр изумлялся их меткости и слаженным действиям. Затем, хотя на корабле разило ворванью, царь спустился в трюм, чтобы увидеть помещения, где разделывали китовые туши и кипятили ворвань, добывая из нее драгоценный жир.

Несколько раз Петр потихоньку наведывался в Саардам к своим товарищам, которые по-прежнему там работали. Меншиков учился делать мачты, Нарышкин изучал кораблевождение, Головкин и Куракин строили корабельные корпуса. Обычно царь отправлялся туда по воде; кроме того, он выходил поплавать под парусом вблизи Саардама. Однажды, когда он, не вняв предостережениям, вышел в шторм, его лодка перевернулась. Петр выбрался из воды и терпеливо сидел на перевернутой лодке, ожидая, пока его спасут.

Если на верфи царь был огражден от людской назойливости, то защитить его от любопытных во время плаваний по Эю было невозможно. За ним непрестанно увязывались лодчонки, полные зевак. Это всегда его сердило. Однажды, по настоянию нескольких дам-пассажирок, шкипер почтового судна попытался идти нос в нос с лодкой Петра. Разъяренный Петр швырнул в голову шкипера две пустые бутылки. Он промахнулся, но все же судно изменило курс и оставило его в покое.

Еще в начале своего визита Петр познакомился со знаменитейшим из тогдашних голландских адмиралов, учеником де Рейтера, Гиллесом Скеем. Именно Скей порадовал его самым восхитительным и приятным зрелищем за все время пребывания в Голландии: он устроил крупное учебное морское сражение в бухте Эй. В нем пригласили участвовать судовладельцев Северной Голландии, и на всех судах, способных нести артиллерию, установили пушки. Отряды солдат-добровольцев разместили на палубах и вантах больших судов с заданием стрелять холостыми – изображать мушкетный огонь во время битвы. Воскресным утром, при безоблачном небе и свежем ветре, сотни судов собрались возле дамбы, на которой толпились тысячи зрителей. Петр с членами Великого посольства взошел на борт пышной яхты Ост-Индской компании, которая направилась к флотилиям, уже выстроенным в две линии, одна напротив другой. В честь гостей прозвучал салют, и сражение началось. Сначала обе стороны дали несколько залпов, затем стали завязываться поединки между кораблями. Они сходились и расходились, брали противника на абордаж, лавировали в дыму и пальбе. Все это так понравилось царю, что он велел направить свою яхту в самую гущу сражения. Неумолчный грохот орудий заглушал все остальные звуки, а «царь был в неописуемом восторге». После полудня произошло несколько опасных столкновений кораблей, что вынудило адмирала дать команду обеим сторонам прекратить бой.