Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что тебе известно про число пятьсот двадцать девять?
— То, что оно на единицу меньше, чем пятьсот тридцать.
Джейн расплылась в улыбке.
— Видишь вот это? — спросила она, раскладывая поверх бумажных залежей бланки ежемесячных банковских отчетов, после чего обвела карандашом цифры на четырех из шести бланков. — Пятьсот двадцать девять — это трастовый счет с ограниченным использованием, который дает назначенным доверенным лицам возможность…
— Будь добра, переведи на нормальный человеческий язык…
— В общем, кто-то приложил руку к деньгам, предназначенным для образования его дочери.
— И как долго это продолжалось?
— С начала декабря, — пояснила Джейн. — Пятьсот двадцать девятый предназначается для оплаты счетов за образование и сопутствующих расходов. И если снимать наличность — а я готова дать голову на отсечение, что деньги использовались отнюдь не на эти благородные цели, — то вас ждут неприятности, и немалые. Как минимум штраф, а то и больше.
— И куда же пошли деньги?
— Трудно сказать. Доверенные лица, то есть доктор Холл и его жена — они оба значатся как лица с правом подписи, — давали добро на снятие денег со счета, после чего те клались на счета его собственной фирмы. А уж потом электронным переводом они перекочевывали на личный счет.
— То есть получается, он шантажировал самого себя?
Джейн отрицательно покачала головой.
— Через день-два после того, как деньги прокручивались через его счета, их снимали. Наличными, как ты понимаешь. Это надо же, как хитро придумано! — добавила Джейн. — Обрати внимание, ни одна операция по счетам не превышает десяти тысяч долларов. Не удивительно, что ни банк, ни налоговая служба даже не заметили, как деньги уплывают у них из-под носа.
— И как мне теперь узнать, куда пошла эта наличность?
— Кто-нибудь наверняка знает ответ, хотя бумаги молчат. Так что тебе придется найти человека, который примерно с такими же промежутками вносил на свой банковский счет примерно такие же суммы. Вот тогда банк Холла сумеет сравнить серийные номера банкнот, выданных их клиенту, с серийными номерами банкнот, осевших на счету у шантажиста. Но на скорый ответ не надейся.
У меня защемило сердце.
— То есть, чтобы разобраться в этом деле, надо разбираться в финансах. Правильно я тебя поняла?
Джейн покачала головой.
— Все не так просто. У Холлов несколько счетов, на которых хранятся такие суммы, что с лихвой перекрывают те десять тысяч долларов, которые супруги снимали со счета дочери. Им в любом случае не светило особо строгое наказание.
Я завернула недоеденный сэндвич в бумагу и сделала глоток колы.
— И что ты намерена делать? — поинтересовалась Джейн.
— Не знаю. Пожалуй, займусь поисками пресловутого шантажиста.
— Есть какие-нибудь мысли по поводу того, кто это может быть?
— Как ни странно, да.
— Сестра Каллагэн не пришла на работу? — переспросила я у женщины в переднике персикового цвета, сидевшей за столом регистратуры.
К переднику прилагалась картинка — улыбающееся лицо, приколотое булавкой поверх таблички с именем.
— Если не ошибаюсь, она взяла больничный. Если хотите, оставьте для нее сообщение.
Как я могу обвинить в шантаже особу, которая даже не изволила явиться на работу? Хелен Каллагэн значилась в моем списке как подозреваемая номер один. Ибо это расставляло все по своим местам. Ну, или почти все. Она была в числе медсестер, что ухаживали за Брэдом Уитли и его донором. У нее наверняка имелся доступ к лекарственным препаратам, которые еще не до конца прошли лабораторную проверку. А еще она долгие годы работала с доктором Холлом, так что ей наверняка были известны все его маленькие грязные секреты.
Единственное, чего это не объясняло, так это убийства. С какой стати ей убивать присяжных? Мне явно недоставало какого-то Важного звена. Именно так, Важного, с большой буквы.
Я нацарапала на клочке бумаги свое имя и номер мобильника, передала его женщине в регистратуре, а сама направилась к машине. Я не надеялась дождаться звонка от Хелен Каллагэн. Кто знает, где она сейчас и что делает, может, убивает очередную жертву.
Так что с медсестрой у меня вышел полный облом. Остается только одно — обзвонить тридцать человек с той же фамилией из телефонного справочника. А если учесть мое вечное невезение, то окажется, что ее телефон вообще не значится в справочнике. То есть я могу потратить целый день, а в итоге выйдет, что я пытаюсь догнать собственный хвост.
И вот теперь я опоздала на встречу с Гарольдом Грином.
Может, Лайаму повезет больше, чем мне. Я позвонила ему, направляясь на встречу с последним присяжным в моем списке.
— Алло? — раздался в трубке томный женский голос.
— Э-э-э, здравствуйте, простите, кажется, я не туда попала.
— Погодите, да ведь вы девушка из юридической конторы, — весело ответила моя собеседница.
— Да, это я.
— А я Эшли. Мы с вами как-то встречались в «Голубом Мартини».
— Привет!
Я постаралась придать голосу бодрость, но вышло до того фальшиво, что меня передернуло. А потом я ощутила злость. По идее, Лайам должен был сидеть в лаборатории, дожидаясь моих результатов. При желании я могла представить, как он сидит в полицейском участке, сверяя подробности смерти Дэниэла Саммерса. Но я и помыслить не могла о сценарии, который бы предполагал участие его бывшей половины.
— Финли, милочка! — вздохнула бывшая половина Лайама. — Лайам рассказал мне про твой незадачливый день, про то, как тебя уволили и все такое прочее. Представляю, как тебе сейчас мерзко на душе. Послушай, приезжай к нам, если хочешь. Я уже занималась Лайамом, и теперь он совсем другой человек. Могу и тобой заняться тоже.
Она хочет «заняться» мной? Интересно, что бы это значило? Как она занималась Лайамом — другое дело, это я могла представить себе без особого труда. И в мельчайших деталях.
— Финли, милочка! Ты меня слышишь?
— Да-да, слышу. Спасибо за предложение, но мне как-то неудобно, что ты должна «заниматься» мной. Я не любительница подобных вещей. Пусть Лайам, когда у него появится свободная минутка, позвонит мне. Хорошо?
— Я здесь, не вешай трубку.
От злости я едва не захлопнула свою «раскладушку», словно этого разговора никогда не было. Увы, кажется, я опоздала.
— Привет!
«Я ненавижу тебя, Лайам Макгеррити!»
— Да-да, я слушаю.
— Вы заикаетесь.
— Я думала, вы сейчас трудитесь до седьмого пота в лаборатории.
«А ты, оказывается, трудишься до седьмого пота в постели с бывшей женушкой, ты, недоразведенный мерзавец!»