— Посмотрите! — удивленная, я крикнула Гере и девушке, боясь, что рисунок исчезнет. Но тут Гера сам обратился в кота и побежал к выходу. Значение непонятно.

Я никак не могла определиться в своих чувствах к Гере. На сессии была уверена, что ничего не испытываю, но дома воспоминания вновь захватывали меня и навязывали чуть ли не любовь. Я не верила в нее, отчего казалось, что лагерь — ненастоящие воспоминание, подделка, в которой Гера — не Гера, и мое отношение к нему вывернуто наизнанку. Хотелось написать события по порядку, чтобы наконец дойти до сути и понять, в чем подвох. Даже стала это делать: закончила первый день в лагере, второй, но продолжать оказалось невероятно трудно.

* * *

В лагере не совсем достойное поведение Геры давало почему-то обратный эффект — я становилась сильнее.

— Почему ты не можешь смотреть мне в глаза? — однажды прямо спросила у него.

— С чего ты взяла? — Гера хмыкнул, изображая, что к реальности мое наблюдение не имеет никакого отношения, но я уже не велась.

— Так посмотри.

Он не смог, только четче всмотрелся вдаль и сделал вид, то ли не слышал вопроса, то ли у него есть более важные заботы, в общем, не определился. Я рассмеялась, и настроение резко поднялось. А вместе с настроением еще… что-то. Словно поток энергии изнутри устремился ввысь и расправил мои плечи, сделал другим выражение лица.

Я вышла после этого на крыльцо, там маленькая Катя примеряла оранжевые заколочки с другими девчонками, заметив меня (Катя явно была ко мне не равнодушна), осмотрела внимательно и спросила:

— Что в тебе изменилось? Причесалась как-то по-другому?

Я усмехнулась, она продолжала с интересом меня разглядывать:

— Вроде ничего, но ты стала… красивой.

— Симпатичные у тебя заколочки! — улыбнувшись, ответила я.

— Давай тебе примерим! — она тут же подхватила их и аж с придыханием протянула.

Я взяла с улыбкой, прицепила на волосы, посмотрела на себя в стеклянную дверь.

— Тебе идет! — Катя ловила каждое мое движение, не только ловила, но и запоминала. Я хотела уже снять и вернуть ей заколки, но она остановила:

— Иди так! — продолжала рассматривать меня с восторгом. — Я тебе дарю!

Так странно, чтобы кто-то из девчонок мне что-то дарил? И почему? За то, что красива???

Ощущая себя еще более уверенной и неотразимой, я вошла в холл, где должна быть планерка, и увидела реакцию Никиты. Сначала взглянул машинально, машинально же отвернулся, а затем снова уставился на меня. Никита — мальчик симпатичный и избалованный, поэтому давно выработал методу смотреть не переставая, наблюдая, как другой проходит все этапы от игнорирования его взгляда до смущения. Девчонки краснели, отворачивались, а он наблюдал. То же самое он попытался сделать и со мной, не тут-то было, я тоже уставилась на него и тоже не отводила взгляда.

Зашел Гера, заметил, проследовал в конец холла и лег там на пол, закинув руки за голову. Я, не глядя, чувствовала, как он злится. Весь сделался гордым, неприступным, пренебрежительным и изо всех сил старался сделать вид, что ничего не случилось.

Ничего не случилось? Яусмехнулась, встала и подошла.

Гера не реагировал, лежал и смотрел в потолок, будто меня нет.

Легонько пнула его, не подаст ли признаков жизни.

Не подал.

Тогда занесла ногу над его грудью в знак своей полной победы, а он резко схватил меня за другую лодыжку:

«Если поставишь, я дерну, и ты упадешь,» — смотрел он на меня.

«Не дернешь!» — смотрела на него и медленно опускала ногу.

Он дернул. Я испугалась, что упаду и будет больно, но приземлилась на пятую точку и почти ничего не почувствовала. Только очень удивилась.

Кто-то обернулся. Я ощутила, что сижу на полу и мое лицо выражает не злость, не испуг, а странный восторг! Гера же тут же вскочил на ноги и быстро вышел из холла.

Наверное, блондинки или другие девчонки на моем месте, стали бы возмущаться: «Как! Он причинил мне боль!» Заплакали бы, позвали бы кого-то в свидетели, а я улыбалась: его сущность вырисовывалась четче. Пока в лагере — твори, что хочешь, но потом никогда к тебе не вернусь!

На пляже снова слегка провоцировала его, и то жестокость, то желание одержать надо мной вверх во что бы то ни стало почти захлестывали Геру, он еле сдерживался, чтобы не сжать мою руку, не толкнуть посильнее или каким-то другом образом не причинить мне боль. С каждой секундой я находила всё больше доказательств, чтобы никогда в жизни не быть с ним.

Возможно, Гера вел себя не лучшим образом не только со мной. Он разругался с Ромой, а Рома казался тем человеком, с которым вообще невозможно ругаться. Краем уха слышала, Рома возмущался, что Гера обнаглел и скинул всю работу на него. Отчего-то я была склонна Роме верить.

Вечером дискотеку вел Антон, а Гера и тут преуспел — ушел с Громовым, Никитой и еще несколькими парнями в город на шашлыки. Девчонки обиделись, что их не позвали, решили объявить бойкот и меня попросили:

— Ты, пожалуйста, тоже не разговаривай с Джо, хорошо?

— Хорошо.

Они, наверное, не догадывались, это самое легкое, о чем меня можно попросить. Мы с ним вообще не разговаривали.

Парни вернулись во время медляка, как раз я танцевала с девчонками в кругу. Гера тут же подвалил ко мне с веселой улыбочкой: еще бы, медляк, а я без него не танцую!

— Девчонки сказали объявить тебе бойкот! — я засмеялась.

— Ну, и объявляй, — кинул он грубо и ушел.

О, да! Завтрашний день я представляла полностью: буду снова в игноре. В то же время осознание этого наградило меня еще большим ощущением свободы. Включили песню, которая мне нравилась, и я, больше не боясь быть не такой, как все, вышла в центр круга, и, по капле отпуская себя, позволила телу самому, без моего участия, улавливать смысл, ритм и музыку.

Я танцевала и ощущала, что на меня смотрят. Смотрят все с восхищением. Пытаясь найти этому доказательства, обернулась и заметила у перил мальчика, невысокого, худого, которого никогда не видела раньше. Недавно в наш лагерь приехал отряд из Москвы, решила, что он оттуда. Мальчик смотрел на меня, а я чувствовала его восхищение, освобожденное от желания обладать. Я была для него иной: недоступной, совершенной и прекрасной.

Песня кончилась, я вернулась на свое место и встала рядом с ним. Когда зазвучала следующая, мальчик даже не пошевелился пригласить меня.

— Пойдем, потанцуем! — сказала ему сама.

Он действительно оказался худеньким и не выше меня ростом. Шортики, рубашечка. Но искренность, удивление и неверие в происходящее даже меня заряжали каким-то восторгом.

— Сегодня море теплое было, да? — попытался он завести разговор.