– Ладно, брат, – пробасил один из них. – Операция «Пропорция», о чем еще говорить.

Наконец адвокат сумел поздороваться с Зотовым. Тот снизошел до шутки:

– Где состоится обмен?

– Какой обмен? – не понял Николаев.

– У меня Сюзон, у тебя Вергельд.

– Черт, – протянул адвокат, – я так по ней соскучился.

– Не только ты, – Зотов глазами указал на Каталина и Живнова и, непроизвольно вздохнув, сказал: – Папаши… Кстати, ты плохо перенес полет.

– С чего ты решил?

– Ты бледный.

– Да я-то ничего. А вот Вергельд…

– Что… Вергельд?

– Последнее, что он сказал, было: «Не дождетесь. Я просто стал тише дышать». Ну чего ты так смотришь? Он не долетел бы живым, если бы даже был здоров. Я бы позаботился об этом. Поздравь меня с успехом, Николай Ильич, и сам езжай принимать поздравления.

– Ты сволочь, Нико, – процедил сквозь зубы Зотов. Всего минуту назад он представлял себе снимок, на котором он, старший оперуполномоченный по особо важным делам, и преступник международного класса. Живой. В наручниках. По-прежнему наглый. Он обещает выйти на свободу в ближайшие дни… – Сволочь.

– И еще какая, – улыбнулся адвокат.

Москва

К сочувствующему взгляду прокурора примешалась усмешка – именно ей он поприветствовал едва не опоздавшего на процесс адвоката: так акцентировать мог только король своего положения. За час до начала судебного заседания Беркович, который не смог получить от помощников вразумительный ответ на вопрос «где Николаев?», сам ответил на вопросы журналистов. Он сказал: «Я не думаю, что у господина адвоката язык повернется в защиту своей подопечной». Он был уверен в победе обвинения. Пустил неточность так, как пускает петуха певец, отчего его выступление перед журналистами было более чем живым. «Адвокатская фирма „Ни К°“ может бойкотировать процесс, отказавшись от заключительного слова». – «Намекаете на процесс над Хусейном?» – задал кто-то вопрос. «Хусейн пролил много крови – в масштабах страны. Ирина Бекатору – в масштабах собственной квартиры. Она убийца и должна понести наказание».

Но вот и Николаев. Прокурор и защитник обменялись рукопожатием. Оба снова были одеты с иголочки. Только в отличие от загорелого до черноты адвоката прокурор выглядел подчеркнуто аристократично. Так оценил присущую ему бледность адвокат.

Они встретились в зале суда за несколько минут до начала судебного заседания; прошло больше четверти часа с момента окончания предыдущего. В зале сновали уборщицы. Протирали полы, вытирали влажными цветастыми салфетками подлокотники кресел.

– Как будто уничтожают улики, – сопоставил прокурор, чем насмешил адвоката. – Я тебе не завидую, – без намека на сочувствие сказал он.

– Я тоже.

– В смысле? Себе или мне.

– Сам-то ты как считаешь?

– Твою подопечную уже доставили из СИЗО, – напомнил прокурор, не зная, что ответить.

– Знаю, – скривился Нико. – Виделся с ней двадцать минут назад. Не ожидал, что она нарушит подписку о невыезде. Я столько за нее боролся…

– Ты сегодня какой-то никакой.

– Ты привык проигрывать? – спросил адвокат.

– Я стараюсь избавляться от плохих привычек.

– Вот и я тоже. Я бы согласился на ничью. Сегодня согласился бы, – повторил Николаев.

Зачитывание приговора длилось чуть больше двух часов. Его присутствующие в зале суда выслушали стоя. Потом судья обратился к обвиняемой, выслушал ее ответ – «невиновна» и передал слово прокурору. Но смотрел при этом на Николаева. Адвокату показалось, что судья пытается сделать ему неприличный жест.

После выступления прокурора слово перешло к адвокату.

Николаев встал со своего места и подошел к судейской трибуне, выдержал взгляд судьи: «Ну давай, чего ты там придумал». Нико удовлетворил его немую просьбу:

– Мне бы хотелось, чтобы эти слова не прозвучали как вступление к моей заключительной речи.

– Ты много хочешь, – чуть слышно, чтобы разобрал только адвокат, обронил судья.

– На этом месте, – Николаев указал на пятачок на полу и тут же занял его, – я просил у суда смягчить меру пресечения для моей подзащитной и мое ходатайство было удовлетворено. Ирина Бекатору нарушила закон, но этот факт к делу не имеет отношения. Суд был терпелив ко мне и мягок по отношению к моей подзащитной. Суд показал себя гуманным органом, посчитав, что держать изуродованный труп пятилетней девочки в морге было неоправданно жестоко. В этом случае суд руководствовался не буквой закона, что придает ему человеческое лицо и оправдывает его скоропалительные решения, которые привели к кремированию генного материала.

Нико надолго умолк. Он вдруг вспомнил часть беседы с Вивьен. «Один изверг замучил пять или шесть детенышей. Больше ему не позволило правосудие». – «Чье правосудие?» – спросила она. И он на этот вопрос глазами указал вверх.

Узнает ли Вивьен правду? С одной стороны, ему этого хотелось; к этому подталкивала капля тщеславия. А с другой стороны – зачем? Теперь вряд ли их пути пересекутся. Ничего личного? Ей-то какое до этого дело? Он часто сравнивал Вивьен и Вергельда, находил в них много общего. Вивьен в этом плане отличалась безразличием к тем африканским детям, которым она находила семью во Франции: как сложится их дальнейшая судьба, ее не интересовало, поскольку выходило за рамки устава миссии.

Николаев имел право на отступления. Дело далеко не закрыто, но он выиграл его.

Пожалуй, Нико переборщил с паузой, подумал прокурор, но он не играл на публику – он хорошо изучил адвоката, его почерк. И ему стало жаль Николаева, который превратился в открытую книгу. Нико остро переживает каждый момент. Ему тяжело. Жаль себя, затраченных впустую усилий. Ему тяжело смотреть на свою подзащитную. Ей он не сможет помочь. Ему невыносимо больно видеть в распахнутых настежь дверях двух мужчин, которые держат за руки чернокожую девочку. Ему непонятен ропот, возникший в зале, волнолом голов, развернувшийся к двери. Непонятна реакция Ирины, которая бросается вдруг по проходу навстречу дочери.

Нико, бросив взгляд победителя на прокурора, наконец-то обратился к присяжным заседателям.

– Однажды эту девочку назвали генным материалом. Хотя это, как впоследствии докажет следствие, относилось к другому ребенку, зверски замученному в квартире моей подзащитной.

– Сукин ты сын!.. – бессильно протянул прокурор. – Ты снова сорвал аплодисменты.

Он бросил мимолетный взгляд на судью. Тот едва заметно пожал плечами и, вооружившись молотком, дважды ударил им в подставку и дважды же прохрипел:

– К порядку!..

Московская область