– И я могу не рассказывать, – вставил Джангарай.

– Нет, – возмутилась Каэ, – так не пойдет. Нам нужно знать как можно больше. Или мы уже так привыкли к чудесам, что будем воспринимать их как должное?

– Да, – сказал Бордонкай. И это короткое «да» само по себе стоило целой речи.

– Я же и говорю...

Голоса альва и ингевона слились, а затем оба как по команде замолчали и уставились друг на друга.

– Первым начал рассказывать Джангарай, – сказала Габия. – А ты, Воршуд, пожалуйста, потом все нам как следует растолкуй о древних временах.

Когда порядок был наведен, Джангарай наконец смог продолжить свое повествование:

– Говорят, что во времена, когда Новые боги пришли на Арнемвенд, Древние уже редко здесь появлялись. Йабарданай был одним из первых, кто покинул нащ мир. Поэтому А-Лахатал без особого труда занял его место – в том числе и во всех храмах.

Люди ведь всегда найдут выход из положения: зачем строить новый храм, если вполне годится прежний? Только сбить изображения предыдущего бога и изваять новые.

Пока переделывали храм Йабарданая в храм А-Лахатала, все шло гладко. Но когда скульптор решил срезать лицо Древнего бога с его изваяния и вырубить прямо поверх него лицо Нового бога, то Йабарданай все-таки возмутился. Говорят, именно в тот момент статуя ожила и раздавила несчастного мастера. Еще утверждали, что она учинила в храме дикий погром, но это маловероятно – достаточно одной смерти, чтобы все поверили в существование Владыки Морей. В общем, это место опустело, и его старались обходить стороной. Когда же лет триста спустя статую решили утопить, Йабарданай вроде и не протестовал. Храм разобрали, самые драгоценные вещи из него вывезли; все, что могло гореть, сожгли, а статую сбросили в Даргин.

Люди здесь появлялись редко, поэтому много лет об этой статуе никто не слышал. А когда тогдашний правитель Урукура решил переправиться в этом месте через реку, чтобы напасть на западные королевства с наиболее незащищенной стороны, изваяние поднялось со дна Даргина и утопило все его лодки. – Джангарай потер лоб. – Что касается лодок, то раньше, признаться, я в это не верил, но теперь... наверное, так оно и было.

Амадонгха рассказывал, что разгневанный на людей Йабарданай приказал своему изваянию уничтожать всех, кто захочет переправиться через реку в этом месте или просто проплывет рядом. Почему же тогда он отпустил нас и с таким комфортом доставил на берег?

– Очевидно, он хотел поговорить с госпожой Каэтаной, – моментально ответила Габия. – Она, и никто другой, привлекла его внимание.

– Госпожа Каэтана способна привлечь внимание не только статуи бога, но даже тупоголового трикстерского вождя, – рассмеялся альв. – Это неудивительно. Но все-таки откуда изваяние вас знает?

Каэ, к которой был обращен этот вопрос, не знала ответа. Проще всего было бы сказать «не знаю», не греша против истины. Но ей самой не давали покоя некоторые совпадения. Единственное, что можно было утверждать наверняка, – это то, что статуя прежде всего признала меч Гоффаннона, а уж затем его владелицу. И те крохи сведений, которые были ей доступны, те неясные и смутные обрывки легенд да бесконечные намеки – как мало было этого, чтобы понять, что нужно делать дальше, чтобы просто найти в себе душевные силы. И Арра, и влюбленный Эко Экхенд, и опальный бог Гайамарт – все они явно желали ей добра. Отчего же никто не помог, не рассказал внятно, чего от нее ждут? Неужели проще было жертвовать жизнью, рисковать собой, отдавать на заклание сына, нежели произнести несколько лишних слов? Втайне она уже догадывалась, что этим странным миром правят не боги, не маги, но некие тайные законы, которые и требуют от всех без исключения строгого соблюдения определенных правил. Именно эти правила не допускают, чтобы некто посторонний облегчил ей задачу познания себя, открыл ей истину, которую она должна была постигнуть только самостоятельно.

Там, в полузабытой теперь стране, которая все чаще и чаще представлялась виденным некогда фантастическим сном, Каэтана любила повторять: «Тебе нужно что-то, человек? Возьми это и заплати положенную цену». И как раз этого от нее ждали – она должна была платить положенную цену. Знать бы еще, какую и за что.

С другой стороны, ей было грех жаловаться на эти самые законы и правила. Ведь она уже начинала понимать, что только благодаря им разгневанный Малах га-Мавет еще не возник у нее на пути собственной персоной и не уронил ей на плечо тяжкую десницу в черной перчатке. Он не мог перечеркнуть линию ее жизни, и в конечном итоге было совершенно не важно, что именно препятствовало ему. Каэ знала, что это всего лишь отсрочка, возможно очень короткая, но она собиралась воспользоваться каждым лишним часом.

При мысли об Эко Экхенде она в который раз испытала острую душевную боль, и рука непроизвольно потянулась к зеленому камню, висевшему на шее. Каэ по-прежнему не расставалась со своим талисманом. Или это талисман не расставался с ней, стойко перенося все тяготы пути. Особенно же дорог он стал ей в последнее время, когда все в мире, казалось, перевернулось. Что хотела сказать немая статуя? О чем предупредить? О чем спросить? Ответов могли быть сотни, но единственный верный находился далеко в запредельном мире, где Каэ знала, кем является на самом деле.

– Я здесь подумала, – заговорила Габия. – Может, госпожа Каэтана не простая девушка, а имеет отношение к какому-нибудь древнему королевскому роду? Уж больно много тайн вокруг ее происхождения.

– Возможно, – сказал Ловалонга. – Недаром его высочество герцог Арра постоянно намекал на то, что госпожа даже более благородного происхождения, нежели он сам. А подобных людей на Варде не так и много.

– Интересно, а что ты нам еще не рассказываешь?

– Почти что ничего. Я сам знаю не больше вашего. А госпожа – и того меньше. В общем, пока не дойдем до Тешуба, никто не решит своих проблем.

– Ты думаешь, – осторожно спросила Габия, – Тешуб поможет и нам с Эйей?

– Должен, – убежденно откликнулся альв. – Обязательно должен! Если сам не знает, то назовет того, кто знает. Только нужно очень в это верить.

– Я верю, – прошептала Габия. – Очень верю.

– Ну ладно. – Джангарай решительно поднялся на ноги, протягивая Каэ руку, чтобы помочь ей встать. – Пора двигаться дальше, времени у нас в обрез.

Они быстро приторочили к седлам мешки с припасами и самыми необходимыми вещами, с грустью заметив, что они стали гораздо легче. С одной стороны, это было хорошо, но с другой – предстоящий переход через степь, по абсолютно незнакомой местности, ориентируясь только по приблизительной карте, мало радовал путешественников, потому что они реально смотрели на происходящее. Однако отступать было некуда, и спустя несколько минут отдохнувшие кони несли их в глубь степи, к столице Урукура, знаменитому ал-Ахкафу.

В очередной раз путешественники остановились на ночь в степи. Чахлые кустики да жухлая трава, пыльная и изжелта-серая, составляли основную часть пейзажа. Насколько можно было охватить взглядом это унылое пространство, ничего примечательного в нем не было. Когда солнце стало клониться к горизонту, серыми тенями выбрались из своих норок степные зверьки – некое подобие сусликов или сурков. Каэтана не смогла определить точнее, потому что вблизи животных рассмотреть не удавалось. Они панически боялись и самих людей, и их фыркающих лошадей. Кони мирно паслись неподалеку, пощипывая траву с явным выражением отвращения на аристократических мордах. Джангарай и Эйя обнаружили невдалеке заросли колючих кустарников и теперь пытались обеспечить друзей топливом для костра, ломая их неподатливые ветки.