Нас прерывает яркий лаймово-зеленый свет, прорезающий сумерки, он столбом поднимается впереди, сопровождаемый возгласами собравшихся людей. В высоту не меньше тридцати метров, толстый, как дерево ироко, с округлым навершием, словно гигантская спичка. Он издает гул, что-то вроде электрической вибрации, и я чувствую затылком резонанс, как будто он что-то активирует.

– А это еще что? – говорит Ойин Да, на минуту позабыв о моем вторжении в ее мысли.

Когда первая слепота проходит, я вижу, что таких световых столбов несколько, может, четыре. Группы людей перестают петь и поднимаются в молчании, шагая к свету. Ойин Да движется вместе с ними, и я ощущаю ее нетерпение. Она хочет побежать, но чувство предосторожности сдерживает ее.

– По-твоему, это разумно? – спрашиваю я. Мне совсем не любопытно. Я не исследователь. Когда я вижу то, чего не понимаю, я бегу в обратном направлении, как любой порядочный живой организм. По моему мнению, это просто хорошая стратегия выживания. Я замечаю, что чувствую себя лучше. Голова больше не болит, и ноги не подгибаются.

Я вижу мальчика девяти-десяти лет, который до этого хромал. На моих глазах он выпрямляется и шагает к свету. Ойин Да делает фотографии каким-то карманным устройством. Оно похоже на смартфон, но наверняка доработано. Чем ближе мы подходим к свету, тем более здоровыми выглядят деревья и трава. Собравшиеся люди, похоже, тоже снимают все на телефоны. Никто не кашляет.

– Здесь происходит исцеление, – говорю я.

– Согласна. Давай подойдем ближе к…

– Здравствуйте, – говорит кто-то за нашими спинами.

Мужчина стоит в метре позади нас, вытянув руки по швам, выражение лица доброжелательное. Он чернокожий, но оттенок кажется искусственным, как у человека, который отбеливал кожу средствами низкого качества. Кожа у него светло-коричневая, но кажется покрашенной. Он одет в комбинезон, похоже, с чужого плеча, потому что он слишком большой, сидит на нем мешковато, и длинные штанины закатаны. На мужчине нет ни рубашки, ни обуви, никакой другой одежды или украшений. Его ногти обгрызены до кожи. Это единственный человек, который выказывает к нам какой-то интерес.

– Кто вы? – спрашивает Ойин Да.

Не задумываясь, я встаю между ней и незнакомцем, и он, по всей видимости, переносит внимание на меня. Я улавливаю, что Ойин Да недовольна моим поступком, видя в этом сексизм. Защищать девушку – сексизм? Правда?

– О, с тобой квантовый экстраполятор. Как интересно, – говорит мужчина. – Меня зовут Энтони. Звали. Зовут. Я не знаю. Я все еще Энтони?

– Что такое квантовый экстраполятор? – спрашиваю я.

– Это ты, – говорит Энтони. Он, кажется, забавляется и не угрожает нам. Он смотрит на меня так, словно я интересный образчик насекомого, в точности как делала Ойин Да. Мыслей от него не исходит. Он или на самом деле не здесь, или невосприимчив к моим способностям.

– Если вы не Энтони, то кто? – спрашивает Ойин Да. – Что вы такое?

– Я космический захватчик, – говорит Энтони. – Ваш вид зовет меня Полынью.

Снаружи квартиры толпа из двадцати семи человек. Я чувствую, что думают они и Лорна, которая намерена отомстить за своего возлюбленного. Даже умерев, Клемент все еще пакостит мне. Толпу не волнуем ни я, ни Лорна. Они думают о насилии, которое могут совершить, о боли, которую могут причинить без последствий. Такова ментальность толпы, приостановка любого хрупкого общественного договора, который сейчас существует. Одобренная жестокость. Если ты убьешь кого-нибудь в рамках действий толпы, тебе отпускается грех. Это было не убийство, мы все это сделали.

Я испытываю боль. Кажется, что болит каждая частичка тела, а легкие больше не могут перерабатывать воздух. Вдыхать его больно. Повреждены не только ребра, саднит вся внутренняя поверхность легких. Словно эктоплазма, выходя, содрала слой моих внутренностей.

Я остаюсь прямо у входа в квартиру Клемента, едва скрытый от взглядов толпы, но в контакте с воздухом, чтобы ксеноформы могли соединить меня с ксеносферой.

Раньше я делал это только с одним человеком за раз.

Я внутри каждого из них. Мужчины, который превратил свою квартиру в боксерский клуб. У него там прикованы реаниматы, на которых его бойцы тренируются. Боксерские груши – это не то. Чтобы стать настоящими бойцами, вы должны узнать, каково это, когда ваш голый кулак врезается в человеческое мясо и кость. Женщины, которая спит со своим зятем и не стыдится этого. Парня, чья девушка пропала месяц назад, главного подозреваемого в ее убийстве, хотя, судя по его мыслям, он невиновен. Реконструированного секс-работника с двумя фаллосами, за которые он надеялся брать со своих клиентов вдвое больше, но вместо этого вызывает у них отвращение.

Всех их: святых, грешников и тех, кто между – я вбираю в свой разум и посылаю им общий сигнал. Когда я выйду из квартиры, солнечный свет упадет на меня и отразится. Этот отраженный свет попадет на сетчатки смотрящих. Клетки сетчаток трансформируют фотоны света в электрическую энергию, в сигналы для мозга. Если мозг воспримет их корректно, люди меня увидят.

Я приказываю мозгам всех этих милых людей не замечать сигнал. В сущности, я буду невидим. Мысли некоторых их них полны злобы и мелкого раздражения, которые причиняют боль, проходя через меня. Я блокирую это дерьмо.

Я иду.

Я вижу их, с каким нетерпением они ждут меня. Но не видят. Лорна тянет шею и вращает плечами, готовясь к драке. Они держат камни, доски и железные прутья. Я через это уже проходил, и дежавю заставляет нервничать. Я плыву через бассейн с кислотой, через поток яда. Я миную первый лестничный пролет, второй, двенадцатый, переступаю через обдолбанного мальчишку, спускаюсь на первый этаж. Они смотрят вверх и ждут меня. Я иду через двор, лавируя между ними. Чувствую запах их пота, их едкую жажду крови, слышу их тяжелое дыхание. Я чувствую себя словно под кайфом. Так много разумов, так много мыслей. Если бы не угроза жизни, я наслаждался бы этим. Между мной и выходом остается четыре человека.

Потом я кашляю. Кашель вырывается из меня, как вылупившийся паразит, слишком неожиданно, чтобы его подавить. Это сбивает концентрацию.

Меня замечают.

Я не столько утрачиваю контроль, сколько он сам выскальзывает, уплывает из рук. Я теряю их всех. Они моментально видят меня. Поначалу из-за шока никто ничего не делает. Они таращатся, я таращусь. В эти несколько секунд я прикидываю, стоит ли бежать. Ближайший ко мне человек вскрикивает, и я слышу замах, свист в воздухе. Удар, и боль распускается бутоном, расходится от виска по всему телу. Я сворачиваюсь, как многоножка, ожидая продолжения.

Продолжения нет. Вместо этого дует сухой, горячий ветер, завывающий волком. Я открываю глаза и не верю тому, что вижу. Я окружен цилиндром огня. Я встаю. С виска стекает кровь, меня шатает.

– Я – свет. Я – пламя. Я – тот, кто сияет. Никто не смеет обижать тех, кого я люблю.