После полудня, истомлённый тягостным ожиданием, я перебрался на берег и влез на вершину скалы, к марсовым – караульным. Здесь лежали, укрывшись за камнем, Тай, Готлиб и Слон. Две подзорные трубы, два стеклянных, внимательных глаза, ни на миг не отрываясь, ощупывали гавань и город. Я притаился рядом с ними. Жестом попросил трубу. Стал осматривать пиратскую бухту и город. Всё обыденно, всё понятно. Удобное местечко устроили себе страшные люди. Отсюда уходят убивать и грабить, сюда возвращаются веселиться и пьянствовать. Жрут, пьют, день за днём жизнь проводят.

Всё, что появлялось перед взглядом моим, было уже знакомо. Вот гавань, где пираты прячут свои корабли. Вот Дикое Поле. Парад, дома, переулки. Изрядное количество пиратов плещется в прибрежной воде: купаются, моют одежду. Ещё больше их просто прогуливается вдоль кромки прибоя. Я перебросил трубу направо. Так, это Город. Разделяющая Город и Поле небольшая река. Четыре корабли стоят у пристани Августа. Копошится гостевой и портовый люд…

А это что? На высокой, отвесной стене причала, уцепившись пальцами за его верхнюю кромку, над тёмной водою висит человек. Рядом, возле самых его рук, замерших на краешке камня, стоит кучка людей. Молча стоят, смотрят.

– Кто это висит? – спросил я вполголоса.

– Урмуль, – также негромко ответил мне Слон. – Занятный парень. Руки у него – как из железа. Камень, например, бросает так, что никто никогда дальше него ещё не бросил. Хотя много раз устраивали пари. Вот как сейчас. Как только находится новичок, так его поддразнивают, заманивают – и он заключает пари, что Урмуль не сможет провисеть на отвесной стене четыре склянки, или полвахты.

– Целых два часа?! – изумился я. – Но ведь невозможно!

– Вот и новички так считают. Поэтому деньги на пари ставят не задумываясь. Но он висит, ему это просто.

– А откуда такое странное имя?

– Он с детства не говорит. Может кричать только “Ур! Ур!” – когда сердится. А когда доволен, то произносит что-то вроде “Мль… Мль”. Ничего и придумывать не надо. “Урмуль” – и всё.

Я хотел ещё расспросить, но случилось вдруг то, что заставило нас замолчать. И не только замолчать, но и кубарем слететь со скалы, и затаиться в каютах: по гавани шла небольшая пиратская шлюпка. Шла на быстрых вёслах, и узенький, длинный, клиновидный след за её кормой совершенно точно указывал, что направляется она к нам.

Через минуту “Дукат” стоял такой же мёртвый, как и все окружившие его корабельные останки. Команда разбежалась по указанным Барилем местам и замерла, и затихла. Мы со Стоуном внимательно разглядывали гостей сквозь окошки кают квартердека. Нет, ищут явно не нас. Прошли разлом в скале, зарыскали, выбирая, где бы пристать к берегу. Нашли свободный клочок, подплыли. Со скрежетом втянули на камни нос шлюпки. Я шёпотом отдал распоряжение, и Готлиб, извиваясь бесшумно и гибко, как ящерица, исчез за обломками соседнего корабля.

– А что у нас “Дукат”? – торопливо спрашивал я у Энди. – Дно очистили?

– Очистили полностью. Наново просмолили и выгладили.

– А на корме как?

– Пушки готовы, все четыре. И проверены. Недавно же по Городу били.

– Значит, если придётся убегать – у нас всё готово?

– Всё. Но, наверное, убегать не придётся. Дождёмся темноты и тихо уйдём. Ветерок вот достаточно плотный, а к ночи должен ещё усилиться…

Вернулся Готлиб. Вскарабкался по канату на палубу, пробежал босиком к нам в каюты.

– Обычные пираты, – сообщил он. – Забрались, как им кажется, в укромное место. Они здесь деньги делят. Считают монеты, ругаются, пьют.

– Сколько кораблей в гавани?

– У Дикого Поля – два десятка. У причала Города – четыре.

– Да, уходить надо тихо. Если не успеем прошмыгнуть из гавани в открытый океан – они набросятся на “Дукат”, как кошки на мышь. Им не нужно будет даже поднимать якоря, расстреляют в упор, пока будем проходить мимо них. Не помогут и Оллиройсовы пушки. Надо затихнуть и ждать, когда уберутся незваные гости.

Солнце садилось, и на воду от скал легли тени. Тихий и томный предсумеречный час. Лёгкий тянул ветерок от нагретого за день острова. Были слышны крики расположившихся невдалеке пиратов, слышался запах жареного. Они что же, разложили костёр? Здесь дерево, которое сохло много лет, оно словно порох!

Подошёл почтительный Бариль, я справился, как ведёт себя четвёрка наших новых матросов и всё ли готово к отплытию. Оказалось, что Клетчатый Сэм молился и плакал: ночью, когда он увидел, в какое место попал – то решил, что “Дукат” прячется на дне гавани, среди утопленных кораблей. И боялся, что воздуха здесь, под водой, на всех не хватит.

К отплытию всё было готово. Как только придёт темнота, спустим на воду шлюпки, на канатах оттянем “Дукат” от берега. Поставим паруса – и на волю. Вот только бы эти гости поделили бы скорей своё золото и убрались…

Подошёл Пантелеус.

– Болят раны, Том?

– Нет, совсем не болят.

Кот, озабоченно засопев, перелез с его плеча на моё, шершавым, царапучим языком лизнул шрам на щеке.

– Здорово, дружок, – сказал я ему. – Как же это Джованьолли твоих когтей избежал?

Кот заворчал недовольно.

– Мистер Том! – заглянул в каюту Бариль. – Уходят!

Да, уходят. Довольными, пьяными голосами затянули песню. Прошли сквозь разлом, зашлёпали вёслами по воде гавани. Скрылись. Ну вот, можно собираться и нам.

– Бариль! Шлюпки на воду! Сбросить с кормы два каната! “Дукат” от берега оттащить, паруса приготовить!

– А не рано, мистер Том? – поосторожничал боцман. – Ещё целый час будет светло, как бы не заметили.

– Да мы в гавань и не сунемся до темноты. Просто не терпится. Начнём понемногу!

Придерживая бьющуюся на боку Крысу, я в возбуждении ходил взад-вперёд по палубе. Скорее, скорее!

Матросы были рады, как дети. По очереди они исчезали с палубы и выбегали наверх, одетые в свои красные абордажные рубахи. Уходим, уходим!

Ах, какое же счастье, что успели снять шлюпки! Да ведь будь дерево не настолько сухим, мы бы беду-то заметили раньше. А так – приглушённые, тревожные возгласы раздались лишь тогда, когда к небу уже поднялись прозрачно-рыжие столбы пламени. Дыма не было совершенно, настолько высохло дерево. Страшный след оставили пятеро пьяных гостей.

– Гребите, братцы! – уже не таясь, завопил я. – Гребите!

Матросы, спустившие к тому времени шлюпки, подняли головы – и всё увидели. С грохотом вбросив вёсла в уключины, они рванули первый широкий гребок. Канаты натянулись, “Дукат” дрогнул, едва заметно отдалился от берега. А огонь нёсся к нам бешеными прыжками. Ужасающе быстро.

– Вёдра за борт! – заревел Бариль. – Лейте на палубу воду! Мочите такелаж!