— Но эти сны — другие, — продолжал Кремень. — Ведь так?

Старик резко отшатнулся, как от удара. Его белёсые, мутноватые глаза сузились:

— Что ты имеешь в виду?

— Сны о черепахе — сны, донёсшие до тебя голос самого бога. Такие грёзы не посещали тебя прежде ни разу за всю твою жизнь, правда?

— Мне всегда снились боги! — рассвирепел дед Сера.

— Когда же твои сны изменились? Когда они стали такими… ясными?

И вновь разговор между стариком и мальчиком надолго стал безмолвным.

Наконец изрезанное морщинами лицо Серы немного смягчилось:

— Год тому как, а может, и поболее — аккурат после зимних холодов. Вот тогда я впервые и увидел во сне черепаху. Тогда я впервые и услышал Его голос.

— А что попало к тебе как раз перед тем, как начались эти сновидения? — Кремень говорил так мягко, как будто он был священником, а старик — несчастным заблудшим грешником на исповеди. — Ты ведь нашёл что-то или кто-то дал что-то тебе, правда?

Сланец встревожился — такого выражения на лице мальчика, на которого они с Опал возлагали столько надежд, он прежде не видел. Что же сделали с этим ребёнком там, за Границей Тени? И что важнее: был ли то на самом деле мальчик — или обитатель Сумеречной страны, только похожий на ребёнка? Что за змею пригрели они на своей груди?

— Да, что? — в голосе Чавена слышалось плохо скрываемое нетерпение. — Что тебе досталось?

Сера попытался отмахнуться от них:

— Не понимаю, о чём вы. Я устал. Уходите.

У него на коленях хорёк Иктис обеспокоенно завозился и, зачирикав, скрылся у монаха в рукаве.

— Так, всё, хватит, — вмешался Никель. — Вы должны уйти сейчас же!

— Никто не отнимет его у тебя, — так невозмутимо продолжил Кремень, будто кроме него никто ничего и не сказал. — Я обещаю тебе это, почтенный. Но скажи мне правду. Даже боги обязаны чтить правду.

— Немедленно выметайтесь! — Никель, казалось, готов был схватить мальчишку за шиворот и поволочь вон, но Сланец крепко сжал локоть брата-метаморфа и удержал его.

Старик надолго погрузился в глубокое молчание, и в наступившей тишине в первый раз за всё время они услышали, как скрипят передвигаемые лестницы в дальнем конце пещеры и шёпотом переговариваются монахи, которые не преминули обратить внимание на происходящее посреди огородов.

Сера уставился на свои сцепленные в подоле руки.

— Мой малыш Иктис нашёл её, — сказал он наконец так тихо, что всем, кроме Кремня, пришлось придвинуться ближе. — Он принёс её мне, протащив весь путь сюда. Иктис любит всё блестящее и иногда поднимается наверх до самого нашего города. Мне не раз приходилось посылать обратно с братьями, шедшими на рынок, женские браслеты и бусы. Иногда он даже выбирается на поверхность. А бывает, забирается… и глубже.

— Не мог бы ты показать эту вещь мне? — спросил Кремень. — Обещаю, никто не отберёт её у тебя.

Вновь стало очень-очень тихо. Потом Сера всё-таки запустил руку под грубую рясу, припорошённую плесенью по изломам складок. Иктис, всё ещё прятавшийся в рукаве, возмущённо застрекотал, когда старик вытянул из-за ворота сверкающую вещицу, висевшую у него на шее на плетёном шнурке из крысиной кожи.

— Моя линза, — пояснил он. — Я знал, что она предназначалась мне, с тех самых пор, как увидел.

Это была та самая штуковина, которую монах держал в руке, когда гости только заметили его: тонкий осколок хрусталя в неровной оправе серебристого металла, вполне очевидно повторяющей природную форму камня и украшенной замысловатой тонкой гравировкой, слишком мелкой даже для зорких глаз Сланца.

Чавен затаил дыхание.

— Работа кваров, — восхищённо произнёс он. — Да. Голос черепахи. Клетка для белой совы. Да, ну конечно…

— И когда твой зверёк принёс тебе её, — как и прежде спокойно проговорил Кремень, — тогда и начались твои видения о Повелителе жидкого мокрого камня.

— Но я всегда видел сны о богах!

— Дайте-ка мне, — Чавен протянул руку к ничего не замечающему старику; дыхание у целителя стало прерывистым, а взгляд остекленел, как у лунатика. — Да, дайте мне… — голос его охрип до громкого шёпота. — Я должен…

Сланец однажды уже видел такое, пусть и мельком: Чавеном вновь овладело его помешательство на зеркалах, — и осознал очень ясно, будто сценарий был ему заранее известен, что в следующий миг врач выхватит у старика хрусталь, снова начнётся неразбериха, и в конце концов их, скорее всего, вышвырнут из храма, последнего — и лучшего! — их убежища.

Сланец лягнул Чавена в голень, прямо в то место, которым целитель незадолго до этого весьма болезненно приложился о каменный стол. Лекарь взвыл и заскакал на одной ноге, пытаясь дотянуться до свежего ушиба, и тут же упал, повалившись на груду инструментов. Напуганный и вновь преисполнившийся подозрения монах поспешно спрятал свой осколок хрусталя обратно под защиту плесневелой рясы.

— Да что здесь происходит?! — рявкнул Никель. — Вы что, все с ума посходили?

— Чавен снова ударился, — сообщил Сланец. — Только и всего. Помоги мне отвести его обратно в храм — у бедняги нога кровит. Кремень, ты тоже мне нужен. Поблагодари почтенного Серу за помощь и пойдём.

Мальчик взглянул на старика, лицо которого опять застыло и стало непроницаемо. Ничего больше не сказав, Кремень повернулся и зашагал к выходу из огородов, предоставив Сланцу и Никелю, поддерживавшим скулящего и хромающего целителя, следовать за ним.

Первым, что увидел Феррас Вансен, была бледная желтовато-зелёная звезда, парившая над ним во тьме. Странно, однако, что она вела себя чересчур уж живо: не только раскачивалась туда-сюда, описывая в темноте бесконечные петли, как шмель над цветами в поисках нектара, но ещё и вроде как разговаривала с ним. Звёзды не разговаривают. В этом Феррас Вансен был абсолютно уверен. А ещё звёзды не… мельтешат.

— Вы… — спросила звезда, — меня… слышите…?

Капитан был слегка разочарован: он ожидал, что если уж звезда снизошла до разговора с ним, то сразу сообщит что-нибудь более важное. Разве звёзды — это не души павших героев? Неужто оттого, что они провисели в небесах так долго, звёзды все выжили из ума, как отец Вансена в тот страшный последний год его жизни?

На секунду ему подумалось: а не умер ли он сам и не попал ли каким-то образом на небеса — хотя вроде бы Вансен и не совершил ничего героического — но воспоминание об отце заставило его задуматься: может ли смерть быть такой… неопределённой, сбивающей с толку? Как-то уж больно сомнительно.

— Ему… больше воды теперь, — произнесла звезда.

Вансен попытался сфокусировать взгляд на подвижном огоньке и вскоре осознал, что замечает странную вещь: там, позади — позади звезды! — вовсе не парит чёрная занавесь ночи, как можно было ожидать, а будто бы маячит нечто похожее на лицо! Может, это сам великий Перин, властитель небес, встречающий душу павшего капитана королевской стражи? А может, Керниос — владыка мёртвых? Вансен вздрогнул — при мысли об этом безжалостном божестве его словно обдало холодом. Но если это и был Керниос, то лик его оказался капитану знаком. В самом деле, бог подземного мира выглядел в точности как… брат Сурьма?