— И что же с Франсуа Бриалем случилось потом?

— Однажды к ним приехала «скорая помощь», потому что у парня все лицо было изрезано, в крови. Как? Почему? Загадка. Он вернулся из больницы через несколько недель и окопался дома. Иногда его видели: лицо жуткое, в шрамах, сам исхудавший, злобный. Сверстники его избегали. А потом в один прекрасный день он исчез. Вот что рассказал учитель.

— Это крайне интересно. И впрямь надо подумать, стоит ли ехать в деревню, чтобы услышать ту же самую историю от других свидетелей, обнаруженных Димитровой. У нас уже есть зацепки для разговора с Одиль Бриаль. Ну а искать субъект со шрамами на лице — это в наших обстоятельствах куда как занятно!

— Я пустил Жозе Фариа по следу Франсуа Бриаля.

— Пусть пока поработает, и в понедельник, думаю, у нас найдется пара слов для его матери. Завтра ехать туда ни к чему: если ее задерживать, то в выходные предварительные справки не наведешь. А мы должны быть уверены, что она дома.

Поль Дальмат прокашлялся и взял слово:

— Она дома. Во всяком случае, была дома в это воскресенье.

Мистраль и Кальдрон остолбенели, а Кальдрон ктому же испугался, какова будет реакция Мистраля. Дожидаться долго не пришлось. Он взорвался сразу:

— Откуда у вас такие сведения?

— Я был там в воскресенье.

Мистраль побледнел, подскочил и разом очутился прямо перед Дальматом.

— И вы нам об этом говорите только сегодня! Абсолютная безответственность! Нет, чего вы добиваетесь? Чтобы вас вышвырнули из полиции? Никогда ничего подобного не видел! С нетерпением жду вашего ответа!

Дальмат, на удивление спокойный, не вставая с места, несколько секунд подумал, прежде чем ответить.

— Ну… собственно… Я хотел убедиться, что она дома, имея в виду будущие действия.

— Абсолютно пустой ответ! Раз уж все здесь свои, я хотел бы знать, почему Димитрова пять раз звонила вам на мобильный телефон. Я ведь могу задуматься и о вашей причастности к этому убийству. Если вы позабыли, так я напомню: она убита, а вы занимаетесь этим расследованием. Слушаю вас!

Кальдрон внимательно смотрел и на Мистраля (тот стоял прямо, собранно, полный сдержанной ярости, говорил отчетливо, не повышая голос), и на Дальмата, который сидел, вжавшись в кресло, и не мог решиться дать разумный ответ.

— Я познакомился с Лорой Димитровой в СОИ два года назад практически случайно. Она делала репортаж, ошиблась этажом, а замки там электронные, у нее не было ключа. Я провел ее в тот кабинет, где у нее была встреча. Она дала мне визитную карточку, и я увидел, что у нее болгарская фамилия.

Дальмат бубнил, а Мистраль, не пошевельнувшись, слушал.

— Я знаю Болгарию. Я там бывал, когда учился в семинарии, — у нас был обмен студентов-богословов с православной церковью. Ее заинтересовала моя необычная история: семинарист стал полицейским из СОИ. Она очень смеялась.

Кальдрон тем временем на минуту вышел из кабинета, потом вернулся с тремя стаканчиками кофе. Получилась минутная передышка, немного снявшая напряжение. Мистраль слушал уже не в таком агрессивном настроении.

— Мы потом еще видались, не на службе. Сначала пили кофе, болтали минут по двадцать. Потом заметили, что у нас очень и очень много общего. Мы без конца разговаривали, нам было очень хорошо вместе.

Мистраль маленькими глоточками пил кофе и задумчиво глядел на Дальмата. Кальдрон понимал, что агрессивность шефа ушла, сменившись недоумением.

— Мы виделись два-три раза в неделю, ужинали вместе. Я с нетерпением ждал этих встреч и отдавал себе отчет, что постепенно наши отношения становятся больше чем приятельскими. Этого я себе позволить не мог. Я стал реже встречаться с ней под предлогом, что слишком много работы, а на службе попросил перевести меня в другое место. Так четыре месяца спустя я оказался у вас. Она звонила мне на мобильный, но я не отвечал.

Он помолчал, и ни Мистраль, ни Кальдрон не нарушили эту тишину.

— А когда я пришел в понедельник на работу и узнал, что она убита, мне понадобилось невероятно много времени, чтобы это дошло до меня, чтобы я убедился в этом. Поверить в такое я не мог. Когда увидел фотографии места преступления, ужаснулся. Но чем больше проходило времени, тем меньше во мне оставалось смелости все рассказать. Я как дурак убедил себя, что это останется неизвестным. Хуже всего было слышать ее предсмертные минуты и голос убийцы. Вот и все. Я готов принять наказание.

— Зачем вы ездили в деревню Одиль Бриаль?

— Потому что Лора делала оттуда репортаж. Зная ее, я понимал, что она неспроста там рыскала. Я хотел сам в этом убедиться, проникнуться тем, что видела она.

— Но почему вы ничего не сказали? Ведь это же была очень неплохая инициатива!

— Я все никак не мог заговорить о моем знакомстве с Лорой.

— Пусть так. И что вы вынесли из своей поездки?

— Ничего особенного. Деревушка вдали от больших шоссе, живет своей жизнью, старики скучают, сидя на скамейках под платанами, молодые люди скучают верхом на мопедах, а взрослые — в единственном деревенском баре. Видел я и Одиль Бриаль — она курила, прислонясь к стене своего домика.

— Какова она собой?

— Лет шестидесяти, неопрятная, выглядит гораздо старше своих лет, лицо алкоголички…

— Вы не заметили машины прямо рядом с домом или поблизости, но с номером другого департамента?

— Нет.

Мистраль сел опять за свой стол, покрутил в руках авторучку, подумал и заговорил спокойно и мирно:

— Дальмат, что вы за человек? С какой планеты свалились?

— Не понимаю вашего вопроса.

— Все очень просто, Дальмат. Есть полицейские — они встают по утрам, пашут весь день и ложатся спать. Проститутки «дают» за деньги, наркодилеры торгуют наркотой, наркоманы от нее мрут. Так устроена жизнь. Проснитесь, Дальмат, поглядите на реальный мир и забудьте о своих чувствах! Ваш прежний начальник из СОИ сказал, что вы очень приличный человек. Охотно верю. Теперь начинайте жить как сыщик из уголовки. Если будет тяжело — поговорите с Венсаном! А теперь идите работать.

Оставшись одни, Мистраль и Кальдрон еще долго говорили о человеческой душе, о возвышенных чувствах, о том, как порой неразумно ведут себя люди. Под конец Кальдрон спросил о том, что оставалось непонятно:

— По-видимому, Димитрова на этой картине центральная фигура и поплатилась за это. Но откуда тогда убийства Норман и Коломар?

Мистраль не мог ответить на этот вопрос. Затем он занялся составлением «Предварительных итогов по делу Димитровой и других» для «суслика паркетного», как выразился Бернар Бальм, и послал этот отчет по электронной почте.

По дороге домой Мистраль слушал ФИП, там передавали Кэти Мелуа. Бархатистый голос дикторши, сменивший пение, вернул мысли к расследованию. Напряженный день снова полностью опустошил его. Он плавно вел машину и все время думал о Дальмате — человеке из другого столетия.