– Сказала, – фыркнул Матеуш. У него было тревожное лицо, между бровей залегла глубокая морщина, и он постоянно косился в сторону окна. – Ей запретили, но она сказала. Ладно, наплевать, слушай. – Матеуш развернулся к мальчику, и тот перестал рисовать. – Серый Старик слышал одну легенду. Когда-то на одно поселение напали враги, которые никого не щадили, но вот что придумали жители. Каждый перед смертью говорил: «Я отдаю всю свою любовь этой земле», пусть даже мысленно, и часть их неистраченных сил переходила в землю. А когда враги убили почти всех и этой силы накопилось очень много, она превратилась в волшебную белую птицу, которая защитила деревню, и враги так испугались, что сбежали и больше никогда не возвращались. В деревне выжили человек тридцать, и они отстроили ее заново. Старик говорит, что все у нас должны сказать то же самое, когда их будут убивать, и тогда птица появится, и кто-нибудь выживет. Да это наверняка выдумка, забудь. Все сказки – выдумка.

– Почему они не хотели нам рассказывать?

– Все как обычно. – Матеуш передразнил кого-то очень старого и беззубого. – «Калеки приносят неудачу, а кто их укрывает, от тех тоже надо держаться подальше». Даже сейчас не могут про это забыть. Не хотят, чтобы мы своей черной силой испортили их светлую, а то птица не получится. Хотя ясно же, что не бывает таких птиц.

– А вдруг бывают? – спросил Перси, и Матеуш невесело хмыкнул, снова повернувшись к окну.

– Они там совсем с ума сошли. Хотели в жертву тебя принести и молить духов леса о спасении от всадников. Но Мария им напомнила, как я их в прошлый раз встретил.

– Я думаю, ты должен позволить им это сделать. – Перси аккуратно положил уголь на стол. – Они правы. Вдруг духи леса помогут? Вдруг я всех спасу?

– Да что ты несешь? – Матеуш подошел и, сдвинув его, кое-как сел на край шаткого стула. – Нет никаких духов леса, и волшебных птиц тоже нет. Да у Старика уже с воображением плохо, а то он получше сказку сочинил бы. Вроде твоих. Вот у кого воображение что надо, каких только тварей не выдумал! – Он кивнул на рисунки, развешанные по стенам, и Перси вдруг скривился и заплакал, уронив голову на грудь, так что спина у него согнулась, как крюк. – Ну, ну, тихо, все. Если я смогу, вернусь за тобой, но если почувствуешь, что жгут дом, вылезай в окно и беги. Не ищи меня, ясно? Побежишь быстро, как тот зверь из северных гор, про которого твоя мать все рассказывала.

– Снежный барс, – выдавил Перси, и Матеуш кивнул.

– Да, да, он. Думай про этого барса, понял? Прячься хорошо, как он, а потом беги, как он.

Тут вдалеке за окном кто-то закричал, раздался звякающий тревожный звук колокола, и Матеуш вздрогнул всем телом.

– Все, прячься в сундук. Мне пора.

– Нет! Стой! Они убивают животных? Может, нам выпустить Волчка в лес? Он сбежит и найдет себе еду. Но он, наверное, уже не умеет охотиться, – частил Перси, но Матеуш уже затолкал его в сундук и захлопнул крышку.

Он выбежал в соседнюю комнату, взял там нож и какую-то дубину и помчался на улицу. Крышка сундука тут же откинулась, Перси выбрался наружу и тихо выскользнул из дома вслед за ним.

Свет был тусклый, предвечерний, но Перси зажмурился и с минуту стоял, моргая и озираясь, неуверенно, словно человек, впервые оказавшийся в новом месте. Он посмотрел вслед Матеушу, бежавшему туда, где звенел колокол, и осторожно, как будто никогда раньше этого не делал, спустился по ступеням на улицу. Из соседних домов тоже выскакивали люди и, не обращая внимания на Перси, мчались вглубь деревни, но Перси развернулся в другую сторону. Лес был совсем близко, на холме.

– Лесные духи, я надеюсь, вы меня слышите, – проговорил он, глотая воздух ртом, как рыба. – Пожалуйста, выполните мою просьбу. Меня зря не принесли вам в жертву, и вы, наверное, сердитесь на меня, но вот я пришел, и я вас прошу меня принять. Пусть всадники убьют меня первым, и тогда все остальные спасутся. Пожалуйста, спасите Матеуша, и Марию, и Волчка, и Серого Старика, и всех или хотя бы почти всех. Пожалуйста.

Никто ему не ответил, но он продолжал смотреть на холм упорным, остановившимся взглядом человека, который будет стоять перед закрытой дверью, пока она не откроется. Колокол звонил все громче, с дальнего конца поселения доносились громкие голоса, а потом раздался стук копыт – мягкий, приглушенный грязью.

Наверное, всадники решили, что напасть с одной стороны будет мало, и послали несколько человек обойти деревню с другого конца. По той дороге, которая спускалась с холма, мчались несколько конных воинов с копьями, и Перси замер у подножия крыльца, а потом улыбнулся своей кривой половинчатой улыбкой.

– Я отдаю всю свою любовь этой земле, – тихо сказал он.

Первый из всадников на ходу вогнал ему в грудь копье, с силой вытащил и понесся дальше. Перси упал как подкошенный, и все вокруг почернело.

Когда он открыл глаза, прошла словно бы всего секунда, но вокруг было совершенно темно, пахло гарью и кровью, его трясли за воротник, а сверху нависало перепуганное лицо Матеуша.

– Я же сказал не выходить. Я сказал не выходить, – бормотал он на одной ноте. – Я же тебе сказал.

Перси застонал и сморщился от боли, но кое-как повернул голову. Рядом лежало несколько тел, а на крыльце – труп Волчка.

– Они не приняли, – пробормотал Перси, с трудом выдавливая из себя слова, у него даже щека не дергалась, словно онемела, и весь он был белый как бумага. – Не приняли.

Матеуш поднял его на руки и потащил прочь, то и дело спотыкаясь о тела и едва не роняя его. Он успел пройти мимо нескольких домов, когда из переулка вышел человек с копьем.

Он был не на коне, но по тому, как он осматривал тела, видно было: это враг, он проверяет, есть ли живые, чтобы добить их, а не спасти. Матеуш остановился. Они стояли в десятке шагов друг от друга, и можно было попытаться сбежать, но для этого надо было бросить Перси. Вместо этого Матеуш продолжал его держать, словно окостенел от ужаса, а когда враг подошел ближе, деревянным движением опустился на колени и положил Перси на землю.

– Он мертвый. Я нес его, чтобы похоронить, – выдавил Матеуш, зажимая Перси глаза, чтобы не было видно, что они открыты, и это была такая явная, такая глупая ложь, что и произносить ее не стоило, но он только повторил ее еще дважды.

Человек с копьем остановился напротив него. Матеуш по-прежнему стоял на коленях, закрывая Перси глаза, и еле слышно проговорил:

– Я отдаю свою любовь этой земле.

– Белая птица, – вдруг выдавил Перси, отталкивая руку Матеуша. – Она должна прийти. Она должна.

Человек удобнее перехватил копье, и Перси закричал, дико, на одной ноте, как животное. Этот крик заставил врага перевести копье на него, но ударить он не успел, потому что его отвлекло странное движение по всей улице.

Из груди каждого мертвого тела, лежавшего на земле, поднимался сгусток света, с соседних улиц летели такие же, и все они сливались вместе, как бесплотные и невероятно быстрые светляки. Враг замер, выставив перед собой копье. Светящееся облако еще несколько секунд разрасталось, а потом дернулось в сторону Перси и влетело ему в грудь. Тот вскрикнул, но свет его не убил, наоборот – кровь на рубашке исчезла, и на лице Перси проступило какое-то растерянное выражение, будто ему сделали подарок, которого он не ждал. Он сел, ощупывая свою грудь и глядя прямо перед собой так, будто видел что-то очень далекое.