Именно „История Русов“ дала Гоголю материал для немногочисленных исторических намеков и экскурсов первой редакции „Тараса Булъбы“. Так, рассказ бежавших на Сечь казаков — в главе III редакции „Миргорода“ 1835 г. (ср. гл. IV окончательной редакции) — основан на рассказе „Истории Русов“ о польских притеснениях 1597 г. (см. „История Русов или Малой России. Сочинение Георгия Конисского архиепископа Белоруссии“, М., 1846, стр. 40–41, 53, 56). Мы здесь найдем и „духовенство римское разъезжавшее с триумфом по Малой России для надсмотра и понуждения к униятству“, которое „вожено было от церкви до церкви людьми, запряженными в их длинные повозки по двенадцати и более человек в цуг“, и пресловутое сообщение об аренде евреями церквей.[13]Оттуда же — подробности о том, как евреи используют церковную утварь и облачения. Из „Истории Русов“ в том же рассказе заимствованы также подробности о том, что „правительство польское… повелело… старшинам отрубить целиком головы и их… отослать на позор в города малороссийские“, и что „чиновное шляхетство малороссийское… не стерпя гонений от поляков и не могши перенесть лишения мест своих, а паче потеряния ранговых и нажитых имений, отложилось от народа своего и разными происками, посулами и дарами закупило знатнейших урядников польских и духовных римских, сладило и задружило с ними и, мало-по-малу, согласилось, первее на унию, потом обратилось совсем в католичество римское“.

Из „Истории Русов“ мог Гоголь почерпнуть сведения о набегах казаков на Синоп, Трапезунд и Анатолийские берега (стр. 25, 26), а также апокрифический рассказ о взятии в плен польского гетмана Лянцкоронского (у Гоголя — Потоцкого) под Полонным (54; ср. „Тарас Бульба“, стр. 350: „Не буду описывать тех битв, где отличились козаки, ни постепенного хода всей великой кампании: это принадлежит истории. Там изображено подробно, как бежали польские горнизоны из освобождаемых городов…. как слаб был коронный гетман Николай Потоцкий с многочисленною своей армиею против этой непреодолимой силы…“; а во второй редакции еще определеннее: „Нечего описывать всех битв, где показали себя козаки, ни всего постепенного хода кампании: всё это внесено в летописные страницы“; „В летописных страницах изображено подробно…“, стр. 166–167); в других украинских летописях этого рассказа нет. Там же мог Гоголь найти ряд мелких историкобытовых сведений, вкрапленных им в свою повесть, о том, что „решились… козаки оставаться навсегда безженными“ (стр. 14), о выборе специально для похода „всех чиновников высших и низших“ (стр. 15), о реестровых козаках (стр. 16), о построении запорожского войска в походе и об укреплении стана козацкого (стр. 24, 51) и т. д.

В описании казни гетмана Остряницы с его „штатом“ (стр. 55–56) можно видеть сырой материал для сцены казни Остапа в „Тарасе Бульбе“. Автор „Истории Русов“ замечает, что „казнь оная была еще первая в мире и в своем роде, и неслыханная в человечестве по лютости своей и варварству, и потомство едва ли поверит сему событию, ибо никакому дикому и самому свирепому японцу не придет в голову ее изобретение; а произведение в действо устрашило бы самых зверей и чудовищ“; и дальше он подробно исчисляет все роды казней, придуманных для запорожского гетмана и его полковников (среди казней было и колесование, при котором казнимым, „переломивши поминутно руки и ноги, тянули из них по колесу жилы, пока они скончались“).[14]

Эпизод о попытке Тараса освободить пленного Остапа с помощью Янкеля также восходит к „Истории Русов“, где рассказывается о том, как гетман Перевязка, взятый под стражу казаками за приверженность к Польше, с помощью крамаря Лейбовича, „очаровавшего якобы стражу проданным от него для караульных табаком“, бежал из-под стражи (52).

Этими фактическими заимствованиями не исчерпывается, однако, использование „Истории Русов“ в „Тарасе Бульбе“. Автор „Истории Русов“ покорил Гоголя художественной убедительностью нарисованных им исторических картин; по выражению Пушкина, автор „сочетал поэтическую свежесть летописи с критикой, необходимой в истории“.

Ряд историко-бытовых сведений для своей повести Гоголь мог почерпнуть и из известного сочинения Боплана „Описание Украйны“, русский перевод которого незадолго перед тем вышел в свет (СПб., 1832, в переводе Ф. У., то есть Ф. Г. Устрялова). Не без основания связывают некоторые исследователи (Каманин и др.) упоминание о „французском артиллеристе и инженере, служившем в польских войсках, большом знатоке военного дела“ (230) в „Тарасе Бульбе“ с личностью самого Боплана, который, по словам предисловия к русскому изданию „Описания Украйны“, служил королям польским Сигизмунду III и Владиславу IV в звании старшего капитана артиллерии и королевского инженера (стр. VIII). Из Боплана мог почерпнуть Гоголь сведения о внешнем виде домов в старом Киеве (стр. 4), о набегах казаков (стр. 4–5), о характере запорожцев и, в частности, о присутствии среди них весьма образованных людей (стр. 6), о пьянстве запорожцев и о воздержности их в походах (стр. 7, 63), о запорожском таборе (стр. 8), о съестных запасах запорожцев в походах, в частности, о саламате (стр. 63–64), а также — о вооружении польской шляхты, о чем неоднократно упоминается в „Тарасе Бульбе“. Русский перевод „Описания Украйны“ сопровождался обширными комментариями переводчика, которые также могли дать Гоголю кое-какие фактические сведения для повести. Так, на стр. 137–138 сообщается о набегах запорожцев на Анатолию, на стр. 140 приводится выписка (из Крейса) о характере запорожцев и о поведении их в походах, о том, что „козаки болезней почти не знают. Большая часть их умирает в сражениях с неприятелем, или от старости“. На стр. 152–153, также по Крейсу, рассказывается о выборах казаками своих атаманов.

Как видно из отмеченных мест, Боплан дал Гоголю значительно меньше материала, чем „История Русов“. Если из „Истории Русов“ Гоголь черпал исторические факты и сюжетные положения и даже испытывал воздействие ее идейного содержания, то „Описание Украйны“ Боплана дало ему на первой стадии работы лишь несколько историко-бытовых деталей.

Совершенно очевидно, что исторические источники Гоголя не исчерпывались этими двумя названиями, и что Гоголь, в пору своего серьезного увлечения историей Украины, читал и многие другие источники, и так или иначе отразил это свое изучение в „Тарасе Бульбе“. Однако, в большинстве случаев источники эти не поддаются раскрытию или же раскрываются по отдельным намекам с некоторой долею сомнения.

На ряду с источниками историческими необходимо отметить фольклорные источники повести и прежде всего — народные песни. При этом наиболее важны не отдельные заимствования, а отражение в повести фольклорных впечатлений и увлечений Гоголя, особенно сильных в 1833–1834 гг. В статье Гоголя „О малороссийских песнях“ уже можно угадать отдельные намеки зарождавшейся повести (разлука с матерью, „поэзия битв“, „узы братства“, образ убитого казака и т. п.). Эта лирическая статья основана на общем впечатлении Гоголя от украинских песен, преимущественно по сборнику Максимовича („Малороссийские песни, изданные М. Максимовичем“, М., 1827). Почти без изменений эти впечатления отражены в столь же общей форме и в „Тарасе Бульбе“; эта общая форма затрудняет (да и делает, в сущности, ненужным) указание точных фольклорных источников для каждого отдельного случая.